Опять в прудах под молчаливой ивой
Живет зеркальный карп миролюбивый.
Опять на липах пчелы в блестках пыли,
Цветы, как бабочки, все ветви облепили.
Опять, в песке копаясь возле хаты,
Растут в тиши бессмертные солдаты.
Опять в прудах под молчаливой ивой
Живет зеркальный карп миролюбивый.
Опять на липах пчелы в блестках пыли,
Цветы, как бабочки, все ветви облепили.
Опять, в песке копаясь возле хаты,
Растут в тиши бессмертные солдаты.
Однажды вечером будущее становится прошлым.
И тогда оглядывается назад — на свою юность.
Завтра — это не то место, где хочется оказаться, будущее — это не то место, в котором есть смысл побывать.
И плавало в тумане будущее, в котором ему не хотелось быть никем: как в детстве, когда его спрашивали: — Кем-ты-станешь-когда-вырастешь? — и он отвечал: — Никем. Так оно, по-видимому, и случится. Немецко-говорящее Никто. Правда, хорошо немецко-говорящее. Даже, пожалуй, очень хорошо немецко-говорящее. Но ведь было бы с кем говорить!
Солдатам не светит хорошая смерть,
Им светит крест возле поля боя.
Крест из дерева вгонят в земную твердь
У павшего воина над головою.
Солдат кашляет в дыму и корчится,
А вокруг грохот взрывов, огонь и вой.
Солдат, пока атака не кончится,
Задыхаясь, не верит, что он живой.
Будущее Тессы рядом со мной — черная дыра, заполненная одиночеством. Я мог бы получить от нее все: вечную любовь и привязанность на долгие годы, но она осталась бы ни с чем. Со временем стала бы все больше презирать меня за то, что я лишил ее той жизни, какой она действительно хотела. С таким же успехом можно пропустить весь этот этап и избавить ее от бездарной потери времени.
Мы не способны точно измерять вещи... В противном случае можно было бы предсказывать будущее, исходя из знания о настоящем. Но мы только рассматриваем возможные варианты, не надеясь узнать результаты. Все как в тумане.
Напрягают, эх-ма, реки полные дерьма, напрягает химзавод
И озоновая дырка пролетает, напрягает.
Напрягает мирный атом, фрукты залитые ядом, напрягает наркота
И сосед, зараза, водки подливает, напрягает.
Напрягают суды и армейские дубы, напрягает террорист.
И солдат в своих стреляет, напрягает.
Напрягают дебаты, сплошь и рядом депутаты.
Напрягают киллеры.
И ОМОН, что меня оберегает, напрягает.
В тринадцать лет еще трудно понять, кем ты хочешь стать. Моя трагедия в том, что у меня нет выбора. Я знаю, кем я должна стать. Даже если я совсем не хочу этого. Никому не пожелаю жить с таким вот гнетущим чувством.