Иногда, когда ты падаешь, подняться вновь уже невозможно...
Помни: надежда — великое благо, а возможно и величайшее. И благо никогда не уходит в небытие.
Иногда, когда ты падаешь, подняться вновь уже невозможно...
Помни: надежда — великое благо, а возможно и величайшее. И благо никогда не уходит в небытие.
Когда я думаю о том, что она ушла, ушла, вероятно, навсегда, передо мной разверзается пропасть и я падаю, падаю без конца в бездонное чёрное пространство. Это хуже, чем слёзы, глубже, чем сожаление и боль горя; это та пропасть, в которую был низвергнут Сатана. Оттуда нет надежды выбраться, там нет ни луча света, ни звука человеческого голоса, ни прикосновения человеческой руки.
Как бы низко ты ни пал, всегда найдётся, куда падать дальше. Жизнь – бездонная яма, падать можно бесконечно…
— Капитан, сложно работать в такой обстановке. Мы можем дать им [Изгнанникам] отпор?
— Я с этим разберусь, профессор. А вы пока готовьте данные по Ковчегу.
— ... Потревожили улей, да?
— Да уж... Сколько мы ещё продержимся?
— Недолго — слишком быстро теряем орудия. Такими темпами всё скоро закончится...
Холодный страх сковал сознание,
Вглубь проникает, словно яд.
И губ горячее дыханье... Ты пала...
Нет пути назад.
Молодые женщины могут по наклонной плоскости скатиться в пропасть. Достаточно иной раз кадрили на балу, романса, спетого за фортепьяно, загородной прогулки, чтобы за ними последовало непоправимое несчастье. К нему стремятся сами, поддавшись опрометчивому легкомыслию юности! А лишь только женщина перейдет известные границы, она неизменно попадает в руки трёх фурий, имя которых — позор, раскаяние, нищета, и тогда...
И, может быть, то, что я всегда недолго жалел о людях и странах, которые покидал, — может быть, это чувство лишь кратковременного сожаления было таким призрачным потому, что всё, что я видел и любил, — солдаты, офицеры, женщины, снег и война, всё это уже никогда не оставит меня — до тех пор, пока не наступит время моего последнего, смертельного путешествия, медленного падения в чёрную глубину, в миллион раз более длительного, чем моё земное существование, такого долгого, что, пока я буду падать, я буду забывать это всё, что видел, и помнил, и чувствовал, и любил; и, когда я забуду всё, что я любил, тогда я умру.