Вот, значит, чем был пудель начинен!
Скрывала школяра в себе собака?
Отвешу вам почтительный поклон.
Ну, вы меня запарили, однако!
Вот, значит, чем был пудель начинен!
Скрывала школяра в себе собака?
Отвешу вам почтительный поклон.
Ну, вы меня запарили, однако!
Я проклинаю ложь без меры
И изворотливость без дна,
С какою в тело, как в пещеру,
У нас душа заключена.
Я проклинаю самомненье,
Которым ум наш обуян,
И проклинаю мир явлений,
Обманчивых, как слой румян.
И обольщенье семьянина,
Детей, хозяйство и жену,
И наши сны, наполовину
Неисполнимые, кляну.
— Как ты зовешься?
— Мелочный вопрос
В устах того, кто безразличен к слову,
Но к делу лишь относится всерьёз
И смотрит в корень, в суть вещей, в основу.
Проклятый рок! Мужчины — простофили
Со дней Адама вечно всё глупили!
Состарятся — а нет ума в мозгах!
Ну, не бывал ли сам ты в дураках?
Ведь знаешь ясно, сколько тут изъяна:
Корсет на тальи, на лице румяна!
Здорового в них нету ни на грош:
Всё гниль да дрянь, как ближе подойдёшь.
Всё это знаешь, видишь, сердцем чуешь,
А свистнут стервы — мигом затанцуешь.
Люди всё то, что считается честным,
Жаждут принизить насмешкою злой,
Мысли высокой понять не умея.
(Часто у нас над прекрасным и честным
Люди смеются насмешкою злой,
Думы высокой понять не умея.)
Не понимаю, право, что за вкус
В глотанье наспех лакомства, без смаку?
Приятно то, что отдаляет цель.
Он не такой, как все; он служит по-иному;
Ни пить, ни есть не хочет по-земному;
Как сумасшедший, он рассудком слаб,
Что чувствует и сам среди сомнений;
Всегда в свои мечтанья погружен,
То с неба лучших звезд желает он,
То на земле всех высших наслаждений.
Забота тайная тяжелою тоской
Нам сердце тяготит, и мучит нас кручиной,
И сокрушает нам и счастье и покой,
Яляясь каждый день под новою личиной.
Нам страшно за семью, нам жаль детей, жены;
Пожара, яда мы страшимся в высшей мере;
Пред тем, что не грозит, дрожать обречены;
Еще не потеряв, мы плачем о потере.