Генрик Сенкевич

Другие цитаты по теме

В том плюс житья слепых людей -

Им не увидеть мира тень.

Отчаянно-бездонную дыру

От умерших в отчаянном бреду.

Я чувствую запах дождя до того, как упадут первые капли, но я их не вижу. Я чувствую, как солнце ласкает моё лицо, но я не вижу, как оно встает или садится. Я так хочу видеть мир так, как его видят другие: видеть солнце, видеть дождь. И музыку... Музыка, наверное, очень красивая.

Да, зрение трёхмерно!

Я это знаю. Но…

Четвёртое, наверно,

Нам всё-таки дано.

Ведь в каждом нашем часе,

Как жизнь ни вороши, —

У нас ещё в запасе

Есть зрение души.

И если суть подспудна

И ночь темным-темна,

Глазам бывает трудно.

Но есть душа. Она

Светло и достоверно

Пройдёт любую глушь…

А зрение трёхмерно

Лишь для незрячих душ…

Иногда мне кажется, что быть слепым — это дар божий, потому что я, наверное, не продержался бы и минуты, если бы увидел мир, который существует вокруг.

Ибо мы так же слепы, нет, мы в тысячу раз более слепы, чем этот старый человек в коляске. Нам шепчут, но мы затыкаем уши, нам показывают, но мы отворачиваемся. У нас нет веры: мы боимся поверить, потому что боимся, что нас обманут. Мы уверены, что мы – в гробнице. Мы точно знаем, что во тьме ничего нет. Во тьме ничего быть не может.

«Лечь-встать» — всего лишь быт новобранцев. «Умри-воскресни!» — вот это жизнь!

Пожалуйста, живи. Говори, думай, действуй. Иногда слушай музыку... Иногда наслаждайся живописью, чтобы она тебя тронула. Много смейся, а иногда плачь. И если ты найдёшь чудесную девочку, тогда иди к ней и люби её.

Тесто вымешивает,

кисленьким пахнет,

капуста стоит на пирожки

и засыпаешь

под царевну и серого волка.

Засыпаешь, потому что верится, что пока так горят лампы, и живут в избах, затерявшись в

восемнадцатом веке – вымешивают так тесто мясистые, толстые бабы, старые-старые, пока

рассказывают о волках, и пахнет капустой – мир не может быть хрупок.

Или как бы он ни был хрупок, всегда будет, где прилечь и согреться.

И чтоб пахло деревом, тестом

и самую малость – дымом.

И не страшно.

И даже можно, кажется, жить.