Иногда даже разбитое стекло, потрескавшийся цемент, печальные жизни воспринимаются как хорошие сны о плохом.
Все, чего я хочу, это быть в Вирте. Остаться в Вирте навсегда. Жизнь — для меня это слишком. Я не могу терпеть боль!
Иногда даже разбитое стекло, потрескавшийся цемент, печальные жизни воспринимаются как хорошие сны о плохом.
Все, чего я хочу, это быть в Вирте. Остаться в Вирте навсегда. Жизнь — для меня это слишком. Я не могу терпеть боль!
Проснись, ты же знаешь, что сны существуют. Пребывая внутри сна, ты полагаешь, что сон — реальность. Внутри сна ты не знаешь о мире яви.
– Мы – Тайные Райдеры, да?
Я посмотрел на ее лицо, залитое слезами.
– Да, – сказал я. – Всегда на пределе, и нам это нравится.
Иногда у тебя просто нет выбора. Даже если ты чист, как дождь, и твоя жизнь — лишь слюнявый поцелуй на стекле.
Я заражаюсь непрошибаемым ***змом, и мне это нравится. Может быть, я меняюсь к худшему. Может быть, к лучшему. Потому что, возможно, худшее и есть лучшее, когда ты заходишь слишком далеко в своем падении.
«А какой день сегодня?» – задала следующий вопрос Алиса.
Капитан Развалина закатал правый рукав рубашки, обнаружив вторые наручные часики.
«Четверг» – объявил он.
«Четверг! Но ведь должно быть воскресенье»
«Всегда должно быть воскресенье, но, к сожалению, навряд ли оно всегда есть».
... Если ты собираешься похоронить себя заживо, то закапывайся помедленнее — так прикольней...
По-моему, почти все подростки хотят, чтобы наступил конец света: просто чтобы увидеть, как это будет.