Хардли Хавелок. Ренегат

Другие цитаты по теме

Разве возможно жить так, как будто все время пребываешь на войне? Жертвы, жертвы, жертвы... Единственная цель — выжить. Будто принадлежащий определенным людям, выстроенный вокруг мир хочет, чтобы мы сдались; чтобы перестали бороться и смирились со своей злополучной участью.

Наверно, настоящая боль возгорается лишь тогда, когда рассеиваются остальные, приглушавшие ее чувства; когда перестаешь бороться и понимаешь это; когда открываешься ей, и она захлестывает тебя, потому что ты не в силах ее подавить.

— Вы довольно смелая молодая особа. Открою небольшую тайну: я восхищаюсь вами.

— Я рада за вас.

Все узнают правду и восстанут. И тогда, одного человеческого гнева будет достаточно, чтобы прекратить бойню, которою вы устроили.

Кучка безумцев с охапкой законов,

Их правда условна,

Всем понятно, что они виновны.

Но как слепые, многие готовы смириться –

В итоге, не слышно выстрелов,

Но есть убийства.

Отец был настоящим бунтарем. Он думал. Он мыслил несколько по-другому, он выделялся смелостью и открытостью на фоне остальных, замкнутых в себе и имевших помутневший взор.

А вы верите в «первоисточники», кроме, естественно, официальных заявлений российского правительства? Я предпочитаю «первоисточникам» не верить, потому что мы находимся в, так называемом, тумане войны, а первое, что погибает на войне — это правда.

— Проклятье! Какого чёрта?!

— Ха! Немного поздновато, герой. Мой «маленький щит» мне больше не нужен... Как насчёт всего хорошего, что дала нам война? Почему никто не произносит об этом хвалебных речей? Рабочие места, технологии, общая цель... Ты не слушаешь?

— Райден, забудь обо мне... Останови его.

— Всё, что мы хотим сказать — дайте войне шанс!

— Премьер-министр, нет!

Мне кажется, что мир вокруг не настоящий, поддельный, и, что он исчезает, как обманчивое видение.

Часто охватывает отчаяние. Отчаяние бессилия слова. Ты видишь, что миф для многих, для большинства по-прежнему правдивее и сильнее фактов и самого инстинкта жизни, самосохранения. Когда я сижу за письменным столом, я стремлюсь не только записать, восстановить, воссоздать действительность — хочу прорваться словом куда-то дальше. Чтобы это была и правда времени, и какая-то догадка о человеке вообще. Прорваться дальше. Дальше слов… Это редко удаётся. А вот миф туда прорывается. В подсознание…

И когда мать, у которой государство забрало сына и вернуло его в цинковом гробу, исступлённо, молитвенно кричит: «Я люблю ту Родину! За неё погиб мой сын! А вас и вашу правду ненавижу!» — снова понимаешь: мы были не просто рабы, а романтики рабства. Только одна мать из тех ста, с которыми я встречалась, написала мне: «Это я убила своего сына! Я — рабыня, воспитала раба…»