До того, как у меня появился ребенок, я думала, что знаю о себе все. Границы моего сердца были исследованы и как же было прекрасно понять, что это не предел. Моя любовь может быть безграничной.
А «Оскары»... это, конечно, хорошо, но сыновья лучше.
До того, как у меня появился ребенок, я думала, что знаю о себе все. Границы моего сердца были исследованы и как же было прекрасно понять, что это не предел. Моя любовь может быть безграничной.
Что я могла знать о подобной беззащитности? Когда не задумываясь преподносишь другому человеку свою душу в дар. Такой любви я не понимала до самого рождения Лили. И только восхищенно разглядывая миниатюрные пальчики, вдыхая ангельский аромат детской кожицы, я поняла: любить ее — мое предназначение.
Знаешь, что такое любовь матери к своему ребенку? Рита описывает это так: это когда часть твоего тела и души разгуливает где-то сама по себе, и тебе всё время её не хватает. Если ты не знаешь, что с ребенком, начинается фантомная боль – душа болит, не находя своего кусочка. Это нормальные человеческие чувства, Гор. Когда-нибудь ты тоже всё это ощутишь. Отцы воспринимают ситуацию иначе, но тоже тревожатся за своих детей. У тебя будут свои сыновья или дочери, и ты тоже всё это испытаешь на себе.
Я питаю детей силой моей материнской любви, я стала их началом, тем, что глубоко внутри. Вырастая, дети разбегутся из родительского дома ручейками. Станут ли ручейки полноводными реками, на берегу которых люди захотят строить города, зависит только от них.
Настало время спать, и маленький зайчонок крепко ухватил большого зайца за длинные-длинные уши.
Он хотел точно знать, что большой заяц его слушает.
— Знаешь, как я тебя люблю?
— Конечно, нет, малыш. Откуда мне знать?..
— Я люблю тебя — вот как! — и зайчонок раскинул лапы широко-широко.
Но у большого зайца лапы длинней.
— А я тебя — вот как.
«Ух, как широко», — подумал зайчонок.
— Тогда я люблю тебя — вот как! — и он потянулся вверх изо всех сил.
— И тебя — вот как, — потянулся за ним большой заяц.
«Ого, как высоко, — подумал зайчонок. — Мне бы так!»
Тут зайчонок догадался: кувырк на передние лапы, а задними вверх по стволу!
— Я люблю тебя до самых кончиков задних лап!
— И я тебя — до самых кончиков твоих лап, — подхватил его большой заяц и подбросил вверх.
— Ну, тогда... тогда... Знаешь, как я тебя люблю?.. Вот так! — и зайчонок заскакал-закувыркался по полянке.
— А я тебя — вот так, — усмехнулся большой заяц, да так подпрыгнул, что достал
ушами до веток!
«Вот это прыжок! — подумал зайчонок. — Если б я так умел!».
— Я люблю тебя далеко-далеко по этой тропинке, как от нас до самой реки!
— А я тебя — как через речку и во-о-о-он за те холмы...
«Как далеко-то», — сонно подумал зайчонок. Ему больше ничего не приходило в голову. Тут вверху, над кустами, он увидел большое тёмное небо. Дальше неба ничего не бывает!
— Я люблю тебя до самой луны, — шепнул зайчонок, и закрыл глаза.
— Надо же, как далеко... — Большой заяц положил его на постель из листьев.
Сам устроился рядом, поцеловал его на ночь и прошептал ему в самое ухо:
— И я люблю тебя до самой луны. До самой-самой луны... и обратно.
Нормальная потребность в связи с родителями становится еще более острой, если они прячут любовь и вызывают у детей страх и тревогу. Чем страшнее родители, чем больше они угрожают уйти, тем яростнее ребенок будет цепляться за них в попытках вернуть родительское расположение. Для растерянного ребенка сердитые родители, которые одновременно и любят, и ранят, — просто гиганты. Эти гиганты контролируют жизнь ребенка страхом и манипуляциями его любовью. Ребенок должен все время контролировать свое поведение, чтобы избежать родительского гнева или же заработать одобрение.
Не полагается испытывать антипатию к родным детям; их полагается любить, несмотря ни на что, даже если они не таковы, как нам хочется, даже если мы, видя им подобных, спешим перейти на другую сторону улицы.