Я не слишком-то откровенен, блондинка... Из-за неловкости, и потому, что верю в то, что ложь на время может дать ощущение счастья.
Нет счастья без боли, нет правды без лжи.
Я не слишком-то откровенен, блондинка... Из-за неловкости, и потому, что верю в то, что ложь на время может дать ощущение счастья.
Любовь единственный обман, который, несмотря ни на что, хотелось бы пережить. Потому что огонь жизни, и крылья юности, которые она дарует, ценнее всего, что может быть. Ценнее разбитого сердца, неоправданных надежд, финансовых потерь… А, может, она вовсе и не обманом окажется — бывают же в жизни чудеса…
Для большинства людей правдивость — настолько резкое отклонение от обычного modus operandi, настолько явная патология в повседневном лицемерии, что они считают себя обязанными предупредить о приближающемся миге откровенности. «Честно говоря...» — произносят они; или «Правду сказать...»; или «Можно начистоту?»
Когда я теперь вспоминаю хитрые слова беспутного Максима Горького: «Человек создан для счастья, как птица для полета» (их любила повторять бедная и несчастная моя девочка), я понимаю, как они, ко всему прочему, дьявольски завлекательны и коварны. Ведь мы выхватываем из хитрого прельщения только первые слова, жадно и бездумно усваиваем, понуждаемые союзом «как» к сравнению нас с птицами, и чумеем от требовательных претензий к самой жизни соблюдать правила игры, гарантирующие нам ежеминутное подтверждение реальной возможности счастья.
— Открой, Рикардо, это я. Рикардо, открой, я слышу, что ты здесь. Мне надо сказать тебе кое-что важное.
— Что такое важное тебе надо сказать ему? Что ты описался опять во сне?
Шампанское, если вы хотите дознаться истины, развязывает язык лучше всякого детектора лжи. Оно поощряет человека к откровенности, даже к опрометчивости, в то время как детекторы лжи побуждают его лгать изощреннее.
Глупое сердце, не бейся.
Все мы обмануты счастьем,
Нищий лишь просит участья...
Глупое сердце, не бейся.
... этот мир – мир страдания Любая радость в нем мимолетна. Она берет начало в боли и растворяется в ней. Но люди находятся в постоянном окружении образов счастья. Ритуал потребления учит человека изображать восторг от того, что по сути является навязанной ему суетой и мукой. Все массовое искусство обрывается хеппи-эндом, который обманчиво продлевает счастье в вечность. Все другие шаблоны запрещены. Вроде и дураку понятно, что за следующим поворотом дороги – старость и смерть. Но дураку не дают задуматься, потому что образы радости и успеха бомбардируют его со всех сторон.