Олдос Хаксли. Шутовской хоровод

– Вам не приходит в голову, – продолжал он, – что мы идем в эту минуту среди семи миллионов людей, и каждый из них живет своей личной, обособленной от всех жизнью, и каждому из них в высокой степени наплевать на всех нас? Семь миллионов человеческих личностей, каждая из которых считает себя столь же значительной, как любой из нас. Из них несколько миллионов сейчас спят в отравленной атмосфере. Сотни тысяч пар в эту минуту предаются взаимным ласкам, которые слишком отвратительны, чтобы их описывать, но ничем не отличаются от тех, которыми каждый из нас восторженно, страстно и красиво выражает свою любовь. Тысячи женщин мучаются в родовых схватках, и тысячи особей обоего пола умирают от самых разнообразных и удивительных болезней или попросту оттого, что они зажились на свете. Тысячи пьяных, тысячи обожравшихся, тысячи полуголодных. И все они живы, все они неповторимы, индивидуальны, чувствительны, как мы с вами. Ужасная мысль! Эх, взять бы да завести их всех в большую яму со сколопендрами!

0.00

Другие цитаты по теме

Размножение, размножение, — в экстазе бормотал Колмэн. — Какой это восторг и какой ужас — как подумаешь, что все они приходят к этому, даже самые неприступные девственницы; что все эти суки созданы для этого, несмотря на их фарфорово-голубые глазки.

Кто живет дольше: тот, кто в течение двух лет принимает героин и умирает, или тот, кто живет на ростбифах, воде и картошке до девяноста пяти лет? Один пребывает свои двадцать четыре месяца в вечности. А все годы пожирателя ростбифов прожиты им только во времени.

Но не у всех Дантесов в делах такой успех,

И не у всех богатство в сундуках, но!

Всяк Дантес был против всех, да всяк Дантес был против всех,

И от таких всегда паленым пахло.

Дантес он Кристо не Христос, сам спасся, нас же не вознес,

Но есть вопрос — что будет после нашей мнимой смерти,

И автор тем уже не прост, что задал этот нам вопрос,

И дал ответ! А вы его проверьте!

«Все люди одинаковы!». Нет это не так. Все люди — разные, и право отличаться от других надо отстаивать до конца и не заботясь о последствиях.

Весь жизненный путь господина де Лобардемона явственнейшим образом подтверждал, что ползание — куда более эффективный способ продвижения, чем ходьба в полный рост; кроме того, именно ползающие умеют ядовитее всего кусаться.

В современной рекламе нужно льстить публике — не в елейном, униженном, коммивояжерском стиле старых мастеров рекламы, ползавших на брюхе перед клиентами, которые стояли выше их на общественной лестнице. Этот стиль устарел. Теперь мы выше их, потому что у нас больше денег, чем у конторщиков и чиновников. Современная лесть должна быть мужественной, прямолинейной, искренней; она должна выражать восхищение равных — тем более лестное, что мы вовсе не равные им.

Париж, Нью-Йорк, Берлин и Лондон -

Какой аккорд! Но пусть их рок!

Всем четырем один шаблон дан,

Один и тот же котелок!

Ревут: моторы, люди, стены,

Гудки, витрины, провода...

И, обалдевши совершенно,

По крышам лупят поезда!

От санкюлотов до бомонда,

В одном порыве вековом,

Париж, Нью-Йорк, Берлин и Лондон

Несутся вскачь за пятаком!..

И в этой сутолке всемирной,

Один на целый миp вокруг,

Брезгливо поднял бровь ампирный

Гранитный барин Петербург!

Личность, продукт люциферизации, выявила и нить нормального своего дальнейшего «порыва ввысь» в росте мысли и в правилах очищения мысли от чувственных примесей (весь философский праксис эпохи души рассуж­дающей) но еще более выявлялись все виды анормально­го, преждевременного экстаза вверх, сопровождавшиеся переносом так сказать «пыли» низшей сферы, ведущие к переуплотнению личности, к отложению на капле, прелом­ляющей свет, так сказать твердых коростов: к ненормальному росту субстанции маски на «Я», до времени под этой маскою скрытом; грубо говоря, чрезмерная люциферизация «Я» под маскою личности непроизвольно приводит к стремлению «лягушки раздуться до вола»; печальная судьба лягушки: она — лопается.