Анна Андреевна Ахматова

Другие цитаты по теме

И в ночи январской, беззвездной,

Сам дивясь небывалой судьбе,

Возвращенный из смертной бездны,

Ленинград салютует себе.

Падаю, так падаю! Лучше быть мытарем, чем фарисеем.

— Ты такой большой и умный, а я всего только зверь, видишь, у меня и рук нет, только лапы с перепонками. – Он останавливается и показывает ему лапу. – Но даже я знаю, что предательство – это самое плохое, что может совершить человек.

– Да, – соглашается Ганс, его обжигает стыд. – Нельзя бросать тех, кто тебя полюбил, – и чувствует, как слезы текут по щекам, соленые, как океанская вода.

И в ночи январской, беззвездной,

Сам дивясь небывалой судьбе,

Возвращенный из смертной бездны,

Ленинград салютует себе.

Подобрала ноги удобнее,

Равнодушно спросила: «Уже?»

Согнула руку,

Губы дотронулись до холодно гладких колец.

О будущей встречи мы не условились:

Я знала, что это конец.

— Я никогда тебя не предам! — возразила я, слишком шокированная его словами, чтобы сдерживать эмоции. — Почему ты так говоришь?

— Потому что предают все, рано или поздно.

— Ты такой большой и умный, а я всего только зверь, видишь, у меня и рук нет, только лапы с перепонками. – Он останавливается и показывает ему лапу. – Но даже я знаю, что предательство – это самое плохое, что может совершить человек.

– Да, – соглашается Ганс, его обжигает стыд. – Нельзя бросать тех, кто тебя полюбил, – и чувствует, как слезы текут по щекам, соленые, как океанская вода.

Не мне определять пути чужих судеб. Только за себя, за себя одного, я должен решать, должен выбирать, должен отвергать.