Марио Пьюзо. Дураки умирают

Другие цитаты по теме

Когда слышишь об успехе кого-то из знакомых, пришедшей к нему славе, обычно возникает ощущение, что слава эта появляется ниоткуда, вспыхивает, как «сверхновая».

Возможность совершения недостойного поступка подстерегает человека за каждым углом и всегда возникает неожиданно, не оставляя ему времени на раздумья.

Писатель создает книгу из ничего, вычерпывает ее из себя. Он все равно что паук, только вся паутина находится внутри его тела.

— Ты пытался когда-нибудь читать классиков по второму разу? Боже мой, все эти старые ***уны типа Харди, Толстого, Голсуорси — они же просто невыносимы. Им сорок страниц надо, чтобы описать, как кто-то где-то пернул. А знаешь, чем они берут? Они гипнотизируют читателя. Просто берут его за яйца. Представь, ни ТВ, ни радио, ни кино. Ни путешествий, если, конечно, ты не хочешь иметь после этих дилижансов распухшую жопу, подпрыгивая на каждой кочке. В Англии даже палку поставить толком нельзя было. Может быть, поэтому во Франции писатели были более дисциплинированными. Французы-то хотя бы трахались, не то что эти мудаки в своей викторианской Англии. Теперь скажи мне, какого хрена парень, у которого есть телевизор и дом на берегу моря, будет читать Пруста?

— Читать Пруста я никогда не мог, поэтому я кивнул. Но читал всех остальных, и мне ни телевизор, ни дом на берегу не смогли бы их заменить.

Осано продолжал:

— Возьмём «Анну Каренину», они называют это шедевром. Это же параша. Образованный парень из высшего общества снизошёл до женщины. Он никогда тебе не показывает, что эта баба на самом деле чувствует или думает. Просто дает нам стандартный взгляд на вещи, характерный для того времени и места. А потом он на протяжении трехсот страниц рассказывает, как нужно вести фермерское хозяйство в России. Он это всовывает туда, как будто кому-то это жутко интересно. А кому, скажи, есть дело до этого хера Вронского с его душой? Бог ты мой, даже не знаю, кто хуже — русские или англичане. А этот гондон Диккенс или Троллоп, для них же пятьсот страниц написать, плевое дело. Они садились писать, когда им хотелось отдохнуть после работы в саду. Французы хотя бы писали коротко. А как тебе этот мудила Бальзак? Бросаю вызов! Любому, кто сможет сегодня его прочесть!

Он глотнул виски и вздохнул.

— Никто из них не умел пользоваться языком. Никто, кроме Флобера, но он не настолько велик. Да и американцы не намного лучше. Драйзер, бля, даже не в курсе, что обозначают слова. Он безграмотен, я тебе точно говорю. Это вонючий абориген, бля. Еще девятьсот страниц занудства. Никого из них сегодня не издали бы, а если бы издали, критики сожрали бы их вместе с дерьмом. Но ведь эти парни прославились! Никакой конкуренции...

Не считая себя волшебником, он искренне верил в волшебный мир.

У каждого находится предлог для того, чтобы поступиться своей добродетелью. И ломают тебя, только когда ты сам готов сломаться.

Искусство существует для того, чтобы человек понял, как надо жить.

Я не очень-то любил белых, так с чего мне было питать особые чувства к черным?

Я был слишком счастлив с Валери. Я понятия не имел, как редко такое случается и как надо ценить такой подарок судьбы.

Фильмы могут доставить удовольствие и вызвать эмоциональные переживания, но научить практически ничему не могут. В отличие от книг, они не способны раскрыть глубину характера персонажа. Они дают ощущения, но не позволяют понять жизнь. Фильм — это магия, заклинания которой могут превратить дурнушку в красавицу, а шалаш — во дворец. Для многих людей кино становится наркотиком, безвредным кокаином. Для других заменяет психотерапию. Приятно, знаете ли, видеть свое прошлое или будущее такими, как хотелось бы, такими, где ты проявляешь себя лишь с самой лучшей стороны.