В доме Спарроу царила та вежливость, которая намного хуже визга и брани. Это была холодная пелена недоверия.
Разорвать цепи родства и памяти в тысячу раз сложнее, чем стальные, и прошлое способно поглотить человека, если забыть об осторожности.
В доме Спарроу царила та вежливость, которая намного хуже визга и брани. Это была холодная пелена недоверия.
Разорвать цепи родства и памяти в тысячу раз сложнее, чем стальные, и прошлое способно поглотить человека, если забыть об осторожности.
Любовь всегда так действует, она дарит утешение в самую трудную минуту. Она дарит надежду, когда кажется, что все пропало.
Любовь бывает и такой — она словно непонятный сон, в котором ты не всегда знаешь, на что смотришь, пока оно не оказывается прямо перед тобой.
Неужели одни люди созданы из огня, другие — из воды, или земли, или воздуха? Неужели к одним человека может тянуть, как бы он ни сопротивлялся, а от других его будет тошнить, как бы они ни старались понравиться.
Верность чего-то заслуживает, в этом все согласились: доброты, по крайней мере, и, естественно, внимания; но прежде всего — права на общее горе.
Иногда, когда лишаешься самой привлекательной черты, оказывается, что это не имеет никакого значения, потому что твоя истинная привлекательность в чем-то совсем ином.
... небо только кажется голубым: на самом деле влага смешивается с пылью и создает эту иллюзию. А в действительности без голубого света, без пыли космос пуст. Люди видят то, что им кажется, а не то, что есть на самом деле. Они создают свою реальность из воды и пыли.
Эгоистичные удовольствия тают без следа, как мечты... они исчезают, не оставляя после себя ничего, кроме отпечатка на подушке, пустоты в сердце и такого длинного списка сожалений, что в него можно завернуться, как в одеяло, сшитое из множества разных лоскутков.
Не могла же это быть любовь — или могла? Не могла же это быть судьба. Не за что. Никогда. Просто это какое-то заболевание: в худшем случае изжога, в лучшем — весенняя лихорадка.