Сочинял я стихи старомодно,
Был безвестен и честен, как вдруг
Стало модно все то, что немодно,
И попал я в сомнительный круг.
Все мои допотопные вьюги,
Рифмы типа «войны» и «страны»
Оказались в сомнительном круге
Молодых знатоков старины.
Сочинял я стихи старомодно,
Был безвестен и честен, как вдруг
Стало модно все то, что немодно,
И попал я в сомнительный круг.
Все мои допотопные вьюги,
Рифмы типа «войны» и «страны»
Оказались в сомнительном круге
Молодых знатоков старины.
На протяженье многих лет и зим
Менялся интерес к стихам моим.
То возникал, то вовсе истощался, -
Читатель уходил и возвращался.
Издревле всяк при деле: этот строит,
Тот разрушает — каждому свое.
А это дело ни гроша не стоит:
Водить пером, записывать — и все.
Перед модой простертый лежи
И восстать не пытайся из праха.
Нынче мода пошла на Кижи
На иконы, а также на Баха.
Мода шествует важно по свету,
Означая, что вовсе исчез
Бескорыстный, живой интерес
К естеству, к первородству, к предмету.
И рот не хочет слова говорить,
и руки писать не хотят,
на небе безоблачном ярко горит
луны бесполезный снаряд.
Я полюбил двух юных королев,
Равно влекущих строго и лукаво.
Кого мне предпочесть из этих дев?
Их имена: Любовь и Слава.
Прекрасные и гордые! владеть
Хочу двумя, чарующими, вами.
В ответ надменно блещете очами,
И я читаю в них: «Не сметь!»
Ты звучишь — я молчу, но с тобой в унисон
Я дышу и слова выдыхаю.
И у Города крепче здоровье и сон,
И теплее становятся камни.
И февраль превращается в тёплый июль,
А в сердцах пробуждается ласка.
Посади на ладонь мне лишь песню свою —
Я для Города выращу сказку.
Всех позабывшихся не счесть,
А ведь надеялись когда-то
Они, что им окажут честь
И санут бережно и свято
Хранить их вирши и труды.
... У каждого своя
Стезя, поэзия, свой почерк и подкладка,
Пусть неудачная — и горько с ней, и гадко!...
Судьба-изменщица, но все-таки своя.