Вам, должно быть, нелегко живётся, если вы всё ещё верите в справедливость.
— А хоть что-нибудь имеет значение?
— Да, имеет, — [...]. — То, что мы уже не мертвецы, — сказал он. — И то что мы еще не мертвецы.
Вам, должно быть, нелегко живётся, если вы всё ещё верите в справедливость.
— А хоть что-нибудь имеет значение?
— Да, имеет, — [...]. — То, что мы уже не мертвецы, — сказал он. — И то что мы еще не мертвецы.
Уж мы такие! Ужасно боимся собственных чувств. А когда они возникают — готовы считать себя обманщиками.
«Мне хотелось иметь что-то, что могло бы меня поддержать, — подумал он. — Но я не знал другого: имея это, становишься уязвимым вдвойне».
А почему бы ей не смеяться? Смеяться ведь лучше, чем плакать. Особенно, если и то и другое бесполезно.
Голос бы глубокий, тихий... Этот голос произносил слово «жить», как торговец на чёрном рынке шепчет «масло», как проститутка шепчет «любовь». Вкрадчиво, настойчиво, маняще и лживо... Как будто можно купить жизнь.
Вечно мы забываем, что в любое время можно самому поставить точку. Мы получили это в дар вместе с так называемым разумом.