Двадцатый век (Novecento)

Другие цитаты по теме

Равенство существует лишь в рамках противоположности к неравенству, справедливость — лишь в рамках противоположности к несправедливости.

— А ты налоги не платишь!

— Как же? Вот. За землю, за воду.

— А за снег?

— И за снег. На той неделе уплачено.

— Это под Новый год? Так то за прошлогодний снег! А за этот?

Какой-то мудрец сказал, что и праздные, и трудолюбивые в смерти равны, так зачем стараться? Будет ли он лежать или метаться, результат один.

— Всякая элита – это гнусно…

— Ну, извини! Вот если бы ты сказал: «всякая элита, владеющая судьбами и жизнями других людей, – это гнусно», – вот тут я бы с тобой согласился. А элита в себе, элита для себя самой – кому она мешает? Она раздражает – до бешенства, до неистовства! – это другое дело, но ведь раздражать – это одна из её функций… А полное равенство – это же болото, застой. Спасибо надо сказать матушке-природе, что такого быть не может – полного равенства…

Или все сыновья будут равны, или все они будут враги.

Однажды в наш садик пришли два новых мальчика. Воспитательница сказала, что их зовут Тоша и Гоша. Тоша и Гоша приехали издалека и они были совершенно одинаковые. Воспитательница сказала, что они так похожи, потому что они братья и родились в один день. Мы с ребятами никогда раньше не видели близнецов и в первые дни, когда мы играли с ними, всегда их путали. Но потом, через несколько дней, мы уже перестали путать близнецов, потому что поняли, что они одинаковые только снаружи, а внутри они совершенно разные.

Возможно, чувство собственности должно приходить прежде, чем потребность делиться.

Вы не друзья и никогда не будете ими. Вы будете любить друг друга, пока это не убьет вас обоих. Вы будете ненавидеть друг друга, драться друг с другом, желать друг друга, но никогда не будете друзьями. Любовью руководить невозможно, дети мои.

Равенства трудно достичь потому, что мы стремимся стать равными только с теми, кто выше нас.

Если бы мне надо было ответить на вопрос: «Что такое рабство?» — я ответил бы: «Это убийство», и мысль моя была бы сразу же понятна. Мне не было бы нужды в длинных рассуждениях, чтобы показать, что право отнять у человека его мысль, волю, его личность есть право над его жизнью и смертью и сделать человека рабом — значит убить его. Почему же на другой вопрос: «Что такое собственность?» — я не мог бы ответить просто, не боясь быть непонятым: «Это кража», — тем более что это второе предложение является лишь перефразированным первым.