— Мамин голос — это все, что у нас осталось. Мы чудом его сохранили, так пусть он пребудет с тобой.
— Хочешь сказать...
— Я возвращаюсь.
— Мамин голос — это все, что у нас осталось. Мы чудом его сохранили, так пусть он пребудет с тобой.
— Хочешь сказать...
— Я возвращаюсь.
Каждый раз в твоем пении я слышал твою маму. Это терзало мне душу, и я обратил эту боль в жажду отмщения. По глупости никак не мог понять, что в моей дочери живет частица ее.
— Кто такая? Назовись!
— Урсула. Можешь звать меня Ваше Величество.
— Стану я кланяться рыбе.
— А ты кто?
— Та, чьего слугу ты удушила, зашибла, а может оплодотворила. Откуда мне знать, для чего эти щупальца?
Меня назвали Урсулой в честь богини морской — всесильной, грозной и неумолимой, и вот такой я отныне и хочу быть.
— В него нельзя смотреть. Оно показывает худшее в людях.
— Сломалось, что ли? Пялюсь в него весь день. Вижу того же пирата, так же хорош, если не лучше.
Когда отвечаешь за всех, то боишься кому-то открыться, довериться, даже желающему тебе добра.
— Я решил, Нил, и сушу весла. Я подумал, что семья может воссоединиться, если на их пути не будет стоять чертовски обаятельный пират.
— Крюк, ты серьезно?
— Да, я чертовски обаятелен.