У китайцев закон — не тронь мои диски!
Люди любят размещать всех по полочкам, особенно класть на свою.
У китайцев закон — не тронь мои диски!
Послушай себя. «Нам должны», «мы заслужили»... Брось, чувак, ты не бог. Чёрт, да даже бог — не бог!
... по незнанию человек может поверить неправде и сказать неправду — тогда это ошибка, заблуждение. Но если он знает правду, а говорит неправду, то его поступок достоин презрения и сам он тоже.
У меня новое чувство: жизнь распоряжается мной своевольно и грубо. Вынесет за скобки, обратно внесет, еще раз вынесет...
... Я ругаю себя последними и предпоследними словами. Я кричу себе, молча кричу, что я не могу позволить жизни иметь меня в хвост и гриву, особенно тогда, когда я настроилась любить жизнь...
— Нет нужды притворяться моим другом. Я тебя не знаю.
— Правда, Дин? Я — это ты. Я — это ты, который однажды проснулся и понял, что мир сломан.
— Тогда его нужно починить, а не свалить в туман. Нужно за него сражаться.
— Писать-то хоть нам будешь?
— Пока не знаю. Нужно подумать. Говорят, чистая рана быстрее заживает. Для меня самое печальное — общаться по почте. Когда близость держится одним клеем на марке. Если не видишь человека, не можешь его услышать или потрогать — его всё равно что и нет.
Но я воспылал любовью к блистающему чуду — человеческой душе. Она прекрасна, единственна во Вселенной. Она вечноранима, но неистребима, ибо «ты можешь господствовать».
— Веди себя так будто ты турист!
— Так я и есть турист... Эй! Эй! Куда ты прешь? Чмо косоглазое!
Я — мальчик-спартанец, но у меня под туникой нет лисы, там только мое сердце, и оно жрет само себя.
Для ребёнка ужасней всего чувство, что его не любят, страх, что он отвергнут, — это для ребенка ад. А думаю, каждый на свете в большей или меньшей степени чувствовал, что его отвергли. Отверженность влечёт за собой гнев, а гнев толкает к преступлению в отместку за отверженность, преступление же родит вину — и вот вся история человечества. Думаю, если бы устранить отверженность, человек стал бы совсем другим. Может, меньше было бы свихнувшихся. Я в душе́ уверен — почти не стало бы тогда на свете тюрем. В этой повести — весь корень, всё начало беды. Ребёнок, тянущийся за любовью и отвергнутый, даёт пинка кошке и прячет в сердце свою тайную вину; а другой крадёт, чтобы деньгами добыть любовь; а третий завоёвывает мир — и во всех случаях вина, и мщение, и новая вина. Человек — единственное на земле животное, отягощённое виной.