Счастье возможно, если только все счастливы. Невозможно быть счастливым, если знаешь, что другие люди страдают, где-то от голода умирают дети, царит насилие и несправедливость, господствуют ложные ценности, которые застилают людям глаза и манят их миражами ложного счастья. Мир полон страданий. А несчастные люди лишены силы, и, как бы ни хотели, они не могут ничего изменить.
Мужественность – это способность сделать любимую женщину счастливой. В чем еще, как не в этом, она может проявляться?
Екклесиаст говорил, что, если Бог хочет покарать человека, он лишает его разума. Преступление перед Абсолютом не имеет срока давности, а отбывающему наказание амнистия не предоставляется.
Много лет назад я пришёл к моему Учителю. Я был тогда молод и глуп, как вы сейчас. Мне было всего семнадцать лет, а я уже был страдальцем — измученным и озлобленным на жизнь. Моему Учителю тогда было семьдесят, и он смеялся просто так, без всякой причины. Я спросил его: «Как Вам это удаётся?» И он ответил: «Я свободен в своём выборе. И это мой выбор. Каждое утро, когда я открываю глаза, я спрашиваю себя: «Что ты выберешь сегодня — блаженство или страдание?» И так получается, что с тех пор и я каждое утро выбираю блаженство. Но ведь это так естественно!
Как можно стать счастливым?.. Счастье — это внутреннее состояние цельной личности. Нельзя стремиться к следствию, не пожелав прежде его причины. Если вы хотите насытиться, вам следует желать пищи, а не сытости. Если вы хотите счастья, вы должны желать собственной цельности, а не искать «вторую половину» — в виде Бога или любовника.
— А мир плох или хорош? — «ответил» мне Диоген.
— Мир плох! — уверенно сообщил я. Уж в этом у меня сомнений не было никаких.
— Это твой мир плох! И худо тебе. А у счастливого мир замечательный! Но ведь это один и тот же мир — твой и его! Он один! Ну, и скажи теперь, плох мир или хорош?
Человек — странное существо... Он ходит по кругу, меняя одно чувство на другое. И все оттого, что у него не хватает силы ни на прощение, ни на понимание. Он хочет, чтобы все в этом мире складывалось согласно его собственному представлению о жизни — о том, что правильно, а что неправильно, что истинно, а что ложно. Он тиран и сам не догадывается об этом.
Когда человеку плохо, ему настолько же невыносимо чужое счастье, сколь и собственное страдание. Ему кажется, что если он страдает, то страдать должен и весь окружающий мир, каждый человек. Тогда как ему следовало бы радоваться тому, что в мире кроме страданий есть еще и счастье. Этим бы он мог преодолеть собственное страдание. Но слабость и зависть мешают ему.
Странно ли, что человек упивается собственным трагическим образом куда больше, чем собственным счастьем? Первым он считает возможность гордиться второе — собственно счастье — не спешит выставлять напоказ, словно боится, что оно будет у него отнято или украдено. Насколько же надо быть слабым, чтобы бояться делиться собственным счастьем, и насколько завистливым, чтобы с такой щедростью изливать на мир собственное страдание?
Я плакал... Эти слёзы распирали меня, распирали изнутри. Душили, давили, жгли. Слёзы страха, слёзы отчаяния, слёзы усталости, опустошённости, беспомощности, а теперь — и слёзы счастья. Слёзы... Я вдруг почувствовал себя счастливым. Я плакал и чувствовал себя счастливым.
Cлайд с цитатой