Сокровище только предлог, чтобы отправиться на поиски.
Кому уготовано сокровище, тому даётся и жажда поиска.
Сокровище только предлог, чтобы отправиться на поиски.
Выходит, недостаточно найти, что ищешь, нужно ещё и быть кем-то, кто достоин находки.
— Всё началось с того, что нашёл серебряный слиток, когда плавал с аквалангом у берегов Гаити. Местный рыбак сказал, что неподалёку затонуло испанское судно. Там этих сокровищ на миллиарды.
— А чего сам не достаёшь? — спросил я рыбака.
— Так это искать надо. А для поисков не каждый сделан. Меня вот сделали, чтобы рыбачить. А тебя?
— И что вы ему сказали? — спрашивает журналистка Брукса.
— Я подарил ему слиток и год спустя вернулся к тому берегу капитаном поискового судна.
— И вы поверили словам простого рыбака?
— Рыбака? Не заблуждайтесь. Это судьба со мной разговаривала.
Давен так долго бродил по земле Бразилис, что откуда пришёл — не помнил. Когда-то искал Пайтити, но теперь радовался любой находке, потому и у Мерседес взял то, что ему причиталось.
С каждым новым шагом каблуки Вивиан врезались в землю всё глубже — это сердце тяжелело, уже зная то, что голова лишь потом узнает.
Пыталась задержать охотников за рабами зарослями, водопадами, обвалом камней — не получалось. Сильные, злые, они наступали на пятки моим голотелым. Чтобы подарить индейцам время, рассыпала в реке, на пути преследователей, блестящие крошки. Но едва те увидели золото, про индейцев забыли. Осушили русло, пустили воду новой дорогой. Перебирая камни, забрались вверх по реке в горы.
Вниз с холма по пыльной дороге. Шум моря в сердце спасал от тоскливых мыслей. С каждым шагом волны накатывали, били по рёбрам, отступали, оставляли тину, тишину, мысли.
Обменивались друг с другом новостями на языке надломленных веток, укрывались щитами от дождя из ядовитых стрел, слушали, как подводные монстры чешут спины о кили лодок… Проживали каждый миг как последний — не это ли величайшее счастье?
Мерседес осматривала деревья, но ни одно не походило на то, которое дона Жозинья показала ей в книге. Рабыня углублялась в лес, трава распрямлялась за её шагами, исчезала тропинка. Когда ночь потушила последний свет, служанка улеглась на мешок из-под фасоли, накрылась листвой, уснула. Такой, вздрагивающей и сопящей, под пожухлой веткой лесного ореха её и нашло счастье.