— Товарищ Шурик...
— А?
— Самое главное, Нина просила, чтобы это сделали именно вы.
— Нина сама просила?
— Очень...
— Товарищ Шурик...
— А?
— Самое главное, Нина просила, чтобы это сделали именно вы.
— Нина сама просила?
— Очень...
Невеста будет сопротивляться, брыкаться, даже кусаться... Звать милицию, кричать: «Я буду жаловаться в обком!» Но вы не обращайте внимания, это старинный красивый обычай.
— У меня вот тоже один такой был – крылья сделал.
— Ну-ну.
— Я его на бочку с порохом посадил, пущай полетает.
— А где бабуля?
— Я за неё.
— Значит так. Двадцать баранов…
— Двадцать пять.
— Двадцать, двадцать. Холодильник Розенлев. Финский, хороший. Почетная грамота.
— И бесплатная путевка…
— В Сибирь!
— Садитесь.
— Спасибо, я постою.
— Гражданин судья! А он не может сесть!
— Шурик, вы комсомолец?
— Да.
— Это же не наш метод!
— А я пью? Что тут пить? [достаёт огромную бутылку красного вина литра на три]
— Вы меня не так поняли. Я совершенно не пью. Понимаете? Не имею физической возможности.
Отличница! Комсомолка! Спортсменка!
— Всё ясно, делириум тременс.
— Что?
— Белая горячка…
— Да-да, белый, горячий, совсем белый!
Когда вы говорите, Иван Васильевич, такое ощущение, что вы бредите.