Карат погладил мгновенно замурлыкавшего кота, вздохнул:
— ... А между тем вечер на дворе, и на душе погано... Какие будут предложения? Может вдвоём здешних собак погоняем, хоть какое-то развлечение...
Карат погладил мгновенно замурлыкавшего кота, вздохнул:
— ... А между тем вечер на дворе, и на душе погано... Какие будут предложения? Может вдвоём здешних собак погоняем, хоть какое-то развлечение...
— Это чтобы только за проценты платить мы должны полторы сотни бегунов приходовать ежедневно. Так получается?
— Ну да, математика так говорит.
— Не расплатимся мы с такой математикой.
— Согласен. Это какое-то анальное рабство, а не математика.
— То есть я попал к мурам?
— Да. И не могу понять, как живым ушёл. Им плевать на то, что ты новый. Им вообще на всё плевать. Они маму внешникам сдадут и будут при этом торговаться за каждый патрон.
— Я понял — человеческая грязь.
— Не оскорбляй грязь.
Мне кажется, что они из заповедника для дебилов сбежали, дружно тупят на разные лады, будто сговорились.
— Дуракам работать не привыкать. Справимся. Да и с другой стороны, дуракам должно везти.
— ... до дураков мы недотягиваем. Нам до их уровня ещё расти и расти.
— ... уходим вместе, хватит в героя играть. Герои тут долго не живут.
— Они нигде долго не живут.
Дело ведь вовсе не в том, что, наконец, нашёл свою судьбу, с которой готов сосуществовать до гробовой доски, а в извечном стремлении самца как следует нагуляться.
Рай на Земле наступит, только когда безрукие вымрут, но мы такого счастья не дождемся, потому что эта публика умеет правильно делать только одно — из мамок выбираться.