— Не переживай, Маргарян, красоту ничем не испортишь.
— Это у тебя не испортишь. А у меня только немножко обаяния и брови.
— Не переживай, Маргарян, красоту ничем не испортишь.
— Это у тебя не испортишь. А у меня только немножко обаяния и брови.
Вика, смотрясь в зеркальце, начала вытворять какие-то извечные женские манипуляции с лицом, причем если бы я такие штуки попробовал проделать, у меня бы в лице все нервы защемило. И вот ещё что интересно – а зачем они рот открывают, когда глаза красят? Глаза от этого больше становятся, или там какие-то парные мышцы есть?
Ах, не видели. Так увидите. Вот увидите, что увидите. Она, может быть, даже сейчас прибежит. Она будет, наверное, вам рассказывать, что все в полном восторге от ее живота. Она вечно и всюду об этом рассказывает. Только это неправда, мсье Подсекальников, у нее совершенно заурядный живот. Уверяю вас. И потом, ведь живот не лицо, сплошь да рядом его абсолютно не видно. Вот лицо…
Я старался не смотреть на богиню, так как понимал – после того как увидишь ее лицо вблизи, любая девушка, даже Анастария, будет казаться обычной простушкой. Нельзя дарить себе такое искушение…
-... Махан, ты так и будешь изучать мои сандалии?
— Прости меня, Элуна, что не смею смотреть на тебя, – стараясь скрыть горечь от того, что завтра может ничего не получиться, из меня внезапно полезла честность. – Я женат на самой прекрасной женщине этого мира и не хочу испытывать себя лишний раз, волей-неволей сравнивая ее с тобой. Я не железный. К тому же у тебя очень интересные сандалии – я таких в Барлионе не видел.
– Ты не меняешься, Шаман! – в пещере раздался звонкий смех богини.
Я не люблю красивых женщин,
Таков с рожденья мой девиз.
Он Достоевским мне завещан -
Врагом хорошеньких девиц.
Мы любим с Федей Достоевским
Цинично, грязно, со слюной
Таких, которым «больше не с кем»,
Ну, разве с Федей и со мной.
Мы любим, в сущности, не многих,
Возросших в полунищете:
Убогих, бледных, хромоногих,
Одни лишь глазки, да и те...
Я не люблю красивых с детства,
В них есть какой-то неуют,
Они глядят хмельно и дерзко,
Они богатеньким дают.
Твой облик хмур и перепончат,
На нём отчаянья печать.
И мы никак не можем кончить,
Уже нам трудно и начать.
Меня в Америку не тянет,
Я не предатель, не койот,
На красоту уже не встанет,
А на убожество встаёт.