Теперь время остановилось. Мы разорвали его на самой середине. Остались только мы с тобой, только мы вдвоем — ты и я — и никого больше.
Если не танцевать, так и жить-то незачем.
Теперь время остановилось. Мы разорвали его на самой середине. Остались только мы с тобой, только мы вдвоем — ты и я — и никого больше.
— Ром, — сказал я, обрадованный, что нашлась тема, на которую я могу поговорить, — ром, видите ли, и вкус — вещи, почти не связанные между собой. Это уже не просто напиток, а, так сказать, друг. Друг, с которым все становится легче. Друг, изменяющий мир. Поэтому, собственно, и пьют…
— Я так счастлива, — сказала она.
Я стоял и смотрел на неё. Она сказала только три слова. Но никогда еще я не слыхал, чтобы их так произносили. Я знал женщин, но встречи с ними всегда были мимолетными — какие-то приключения, иногда яркие часы, одинокий вечер, бегство от самого себя, от отчаяния, от пустоты. Да я и не искал ничего другого; ведь я знал, что нельзя полагаться ни на что, только на самого себя и в лучшем случае на товарища.
В руке у него было письмо. Он выглядел как человек, в которого только что выстрелили, но он еще не верит этому и не чувствует боли, он ощущал пока только толчок.
— Видишь, как прекрасна твоя комната.
— Прекрасна, потому что ты здесь. Она уже никогда не будет такой, как прежде... потому что ты была здесь.
Проклятие, я не хотел думать обо всем этом. Будь что будет, пусть я сойду с ума от горя, когда потеряю ее. Но, пока она была со мной, все остальное казалось безразличным. Стоило ли пытаться упрочить свою маленькую жизнь! Все равно неизбежно настанет день, когда великий потоп смоет все.
Счастье было у нас понарошку,
Сердце я положу на ладошку.
Не обожги себе пальцы,
Улыбайся...
Именно такой я видел ее сотни раз во сне и мечтах, и теперь она шла мне навстречу, и я обхватил её руками, как жизнь. Нет, это было больше, чем жизнь...
Хороший конец бывает только тогда, когда до него всё было плохо. Уж куда лучше плохой конец.