— Тебе непременно надо, чтобы последнее слово осталось за тобой, да? Со мной надо обращаться бережно, я хрупкий и ранимый.
— Да-да, конечно... Ясное дело. — И она рванула его рубашку через голову.
— Что ты делаешь?
— Очнись, Данбрук. Открываю для тебя дверцу, что же еще?
— У меня что, рука сломана?
— Это можно устроить.
Конечно, это тоже малодушие, но что такое один акт малодушия в глобальном масштабе? Песчинка, капля, миг…
Эта мысль взбодрила Колли, и она даже улыбнулась лукавой улыбкой, ударив по струнам и выводя первые ноты.
Потребовалось не больше тридцати секунд. Он заколотил кулаками по смежной с ее комнатой стене. Усмехнувшись, она продолжала играть.
Он продолжал молотить по стене.
Через несколько секунд стук в стену стих, она услыхала, как хлопнула его дверь, а через секунду он забарабанил в ее дверь.
Колли не спеша отложила смычок, прислонила инструмент к стулу и пошла открывать.
Он был взбешен, и вид у него был чертовски сексуальный.
— Прекрати!
— Прошу прощения?
— Прекрати, — повторил он и слегка толкнул ее. — Я не шучу.
— Не понимаю, о чем ты говоришь. И не смей толкаться. — В ответ она тоже толкнула его.
— Ты прекрасно знаешь: я терпеть не могу, когда ты это играешь.
— Я имею право играть на виолончели, когда захочу. Сейчас всего десять — детское время. Я никому не мешаю.
— Мне плевать, который сейчас час, можешь играть хоть до рассвета, но только не это!
— С каких это пор ты стал музыкальным критиком?
Он вошел в комнату и захлопнул за собой дверь.
— Не придуривайся. Ты играешь тему из «Челюстей» исключительно мне назло. Ты же знаешь, она действует мне на нервы.
— По-моему, ни одной акулы в этой части Мэриленда не замечено на протяжении последнего тысячелетия. Так что можешь спать спокойно, тебе нечего опасаться. — Колли взяла смычок и слегка похлопала им по ладони.
— Откуда ты вообще узнал, куда я поехала?
— Подъехал к конторе Долана. Секретарша была бледна и вся дрожала. Я спросил, не навестил ли ее огнедышащий дракон в женском обличье. Дальше все было элементарно.
— Мы там прожили на две недели больше, чем нужно.
— Это была всего-навсего маленькая змейка.
— А мне она не показалась такой маленькой, когда заползла прямо в ванну!
— Ты завизжал, как девчонка.
— Ничего подобного! Я орал, как любой нормальный мужик. И хотя я стоял там с голым задом, я голыми же руками ее и убил.
— Ну, положим, ты порубил ее на фарш вешалкой для полотенца.
— Которую вырвал из стены голыми руками. Какая разница?
Она хорошо помнила эту сцену: он стоял перед ней, великолепный в своей наготе, с ошалелым взглядом, и сжимал в руке металлический прут, с которого свисала безжизненная змейка.
— Славные были денечки!
— Извините , мне придется попросить вас следить за своим языком. Мой коллега — человек очень впечатлительный.
— Вот поди и трахни его!
— Да я, собственно, уже. И знаете, это было совсем неплохо. Но к делу отношения не имеет.
Жизнь – коварная штука. Очень часто начинаешь понимать, что прожил действительно важный момент, когда он уже в прошлом.
Если отбросить невозможное, то, что останется, и есть истина, какой бы невероятной она ни казалась.
– У меня ленч с Надин в какой-то дурацкой точке.
– В «Сказочных ароматах», – услужливо подсказала Пибоди.
– Ну что ж, мир полон сюрпризов. Дай мне знать, что ты думаешь об этой точке.
Еве понадобился всего лишь миг.
– Твоя?
– Ну, надо же на чем-то практиковаться. У меня самого сегодня встреча за ленчем. Попробуй салат из одуванчиков. Он очень неплох.
– Когда в аду мороз грянет. Ладно, до связи. Одуванчики же цветы, так? – повернулась она к Пибоди, закончив разговор.
– Съедобные.
– В моем мире цветы в меню не предусмотрены.
Но женщина – самое странное существо на свете, не так ли? Мужчина не в состоянии её постичь. И именно поэтому, я думаю, нас к ним постоянно влечёт. Ведь неразгаданная тайна всегда интереснее разгаданной.
Cлайд с цитатой