— В церковь не ходят в маске, как и в шляпе.
— И не обсуждают кражи в исповедальнях. Однако за этим мы собрались.
— Адам согрешил, а помазанник божий был распят на кресте за его грехи, дабы искупить их.
— Это несправедливо. Тот, кто совершил преступление, тот и должен быть распят на кресте.
— Мы пришли не на мессу.
— Ну, тогда возвращайтесь домой, сегодня праздник, не упустите эту возможность.
— Сегодня не может быть праздника ни для кого, потому что вы уволили десять рабочих, которые теперь остались без работы.
— Глупец, как ты смеешь беспокоить меня в храме!?
— Если вы сейчас же не примите обратно людей, которых уволили, мы все не выйдем на работу в карьер.
— Я пришел сюда, чтобы послушать мессу, а не для того, чтобы меня шантажировал этот подлец. Немедленно выгоните его! Чего вы ждете, священник?
— Юноша, это не самое лучшее место для таких дел...
— Вы не можете выгнать этих людей из храма. Это дом Божий или, при всем моем уважении, маркиза Санчино?
— Он прав, это дом Божий и сюда может входить кто угодно. Так что я остаюсь. И вы все тоже, садитесь.
— Или я, или этот шантажист!
— Маркиз, это вы шантажируете Господа.
Церковь осуждает насилие, но она ещё суровее осуждает равнодушие. Насилие может быть выражением любви, равнодушие — никогда. Первое есть ограниченность милосердия, второе — неограниченный эгоизм.
Он так высоко вознесся в своих мечтах о конечном, торжестве церкви, так презирал житейскую действительность, что бегал по всем рабочим поселкам с пустыми руками, проходя сквозь эту армию бойцов, умирающих от голода, без всякого подаяния, ибо сам был бедняком и смотрел на страдания как на средство к спасению души.
— Я служу мессу каждый четверг в семь часов.
— Спасибо. Но... нет.
— Вы не верите?
— В религию? Нет. Я верю в Бога, в науку, в ужин в воскресенье вечером... Но я не верю в правила, которые говорят мне, как надо жить.
— Даже если правила эти дарованы Господом?
— Сколько крестовых походов было совершено во имя Господне? Сколько людей погибло из-за чьих-то религий?
— Из-за фанатизма, а не из-за религий.
— Это слова. Главное, что эти люди мертвы.
Какое мне дело до его религиозных убеждений, если они внушают ему здравые идеи? Надо применяться к тому, что есть, а не искать невозможного.
Наберемся мужества признать, что русское рабство неотделимо от православия. Так, во всяком случае, я думаю. Так же как и рабство мусульманское – от ислама.
Действительно, воруют. И с каждым годом все размашистей.
С мясокомбината уносят говяжьи туши. С текстильной фабрики — пряжу. С завода киноаппаратуры — линзы.
Тащат все — кафель, гипс, полиэтилен, электромоторы, болты, шурупы, радиолампы, нитки, стекла.
Зачастую все это принимает метафизический характер. Я говорю о совершенно загадочном воровстве без какой-либо разумной цели. Такое, я уверен, бывает лишь в российском государстве.
Cлайд с цитатой