Когда мы перестаем разговаривать и смеяться, то понимаем, что все закончилось.
Кто-то сказал, что при капитализме происходит эксплуатация человека человеком, а при коммунизме — совсем наоборот.
Когда мы перестаем разговаривать и смеяться, то понимаем, что все закончилось.
Кто-то сказал, что при капитализме происходит эксплуатация человека человеком, а при коммунизме — совсем наоборот.
– Существует теория, что Землю пересекают особые линии, и там, где они сходятся, случаются странные вещи.
Мир устал от избытка занимающихся ерундой гуманитариев, от их высокомерия и бесполезности в реальной жизни.
— Все, что ты делаешь, это... это... я не знаю, как это назвать.
— Двулично? Завуалированно? Неискренне? Коварно? Криводушно? Уклончиво?
— Все сразу. Почему ты никогда не говоришь и не делаешь ничего в открытую?
— Пусть я сдохну, если я знаю. Серьезно, пусть я сдохну.
— Вы нынче на удивление поздно...
— Знаете, сэр, лучше на удивление поздно, чем на удивление никогда.
Университетское образование должно быть широким и разносторонним. Но этим студентам образование не дают, их натаскивают. Набивают начинкой, как страсбургского гуся. Заталкивают в глотку жидкую кашицу, от которой раздается только одна какая-то часть их мозгов. Как целое ум такого студента игнорируется ради развития той его части, что обладает рыночной ценностью.
— Но вы же не станете жульничать, сэр?
— Жульничать? Боже милосердный! У нас любительский крикетный матч двух команд приготовительных школ, а я англичанин и школьный учитель, которому следует подавать пример своим юным подопечным. Мы играем в самую артистичную и прекрасную из когда-либо придуманных игр. Разумеется, я буду жульничать, да еще хрен знает как.
– Ты же знаешь, как я ненавижу интеллектуалов.
– Ты хочешь сказать, что ненавидишь всех, кто умнее тебя.
– Ну да. Наверное, потому, Том, я так тебя и люблю.
Создавалось впечатление, что он носит длинные волосы и курит сигареты потому, что ему это нравится, а не из желания покрасоваться. Черта опасная, подрывающая основы основ.