Уильям Теккерей

Великих и богатых с улыбкой встречают на широкой лестнице этого мира. Честолюбивые бедняки должны взбираться по отвесной стене, или проталкиваться по черной лестнице, или даже, черт возьми, проползать через любые лазейки, невзирая на то, насколько эти лазейки узки и грязны, лишь бы они вели кверху.

0.00

Другие цитаты по теме

Мы верим: наш выбор это только наш выбор, мы не зависим от мнения общества, к которому принадлежим в силу исторических обстоятельств.

Я не знал, что делает те или иные вещи значимыми. Я не знал, что заставляет людей хотеть быть друзьями. Я не знал, что делает людей привлекательными друг для друга. Я не знал, что лежит в основе социального взаимодействия.

Мы созданы, чтобы жить бок о бок с другими. Но умираем мы по-настоящему только для себя.

Люди исказили образ, основным стало само страдание, оно стало самоцелью, конечным пунктом, и завершённым образом для многих и многих. И наш мир стал серым. Мы сами сделали его таким. И серый мир наших ошибок, нашей склонности к самобичеванию и самолюбованию при этом, пророс корнями в землю, в небо, в быт, в искусство, в чувства людей, в их отношения друг к другу, в их жизнь. Пророс глубоко, угнездился в сердце, уснул тяжёлым камнем в глазах. Но даже в самом сером мире должно быть немного места ярким краскам.

Как ни тяжело бывает иной раз среди людей, но нужно с ними жить, потому что без них никак нельзя.

В человеческом мире существует много разных игр. Вопрос не в том, чтобы отказывать людям в праве играть в другие игры, а в том, чтобы человек четко осознал правила собственной игры.

Когда процентное большинство за крысами, их невозможно не заметить, более того, сложно заметить кого-либо, кроме них.

Ибо человек сделан так: ненавидит, когда хотел любить, но не преуспел; берёт, когда хотел дать, но не было, что дать; убивает, когда хотел оживить, но не имел достаточно жизни.

Мне хорошо с бродягами, потому что я сам бродяга. Я не люблю законы, правила, религию и мораль. Я не позволю обществу перекраивать меня по-своему.

С годами я стал человеком без определенных занятий, без семьи, без родины, оказался вне всяких социальных групп, один, никто меня не любил, у многих я вызывал подозрение, находясь в постоянном, жестоком конфликте с общественным мнением и с моралью общества, и, хоть я и жил ещё в мещанской среде, по всем своим мыслям и чувствам я был внутри этого мира чужим.