— О мой возлюбленный мастер! — воскликнула саньяси. — Я изжила в себе все желания, кроме одного: мне хочется летать, подобно птице!
Мастер молча вручил ученице лук и колчан со стрелами.
— О мой возлюбленный мастер! — воскликнула саньяси. — Я изжила в себе все желания, кроме одного: мне хочется летать, подобно птице!
Мастер молча вручил ученице лук и колчан со стрелами.
Мужские рифмы придают стихам твердость, женские — уступчивость, дактилические — нескончаемость.
К Ходже Насреддину пришел расстроенный сосед.
— Никак не могу решить: является ли ум инструментом моего эго или же, наоборот, эго есть порождение моего ума?
— Уздой Ума высшее «я» направляет ишака Эго по пути Духовности, — объяснил мудрец, — и все четверо сотворены Аллахом.
Вгрызаясь в толщу Смысла, философ вырубает глыбы знания и, кряхтя, тащит их на поверхность, где они рассыпаются в пыль под сапогом Общественного Спроса.
Острым серпом Ума я жну зеленую траву Жизни, сушу ее на поле Воспоминаний и, связав веревкой Этики снопы Окончательных Выводов, везу их на телеге Долга Всевышнему Владыке в качестве оброка со своего Персонального Бытия.
Не нужно специально искать смысла жизни: он естественно образуется по ее ходу, так что имеющий глаза его видит, а имеющий уши — слышит.
Самый страшный страх непознаваем; самое счастливое мгновение — вне времени; самая главная удача — встретив Бога, заметить это.
— Находясь рядом с тобой, я чувствую холодное дыхание Вечности, — сказал Ходже Насреддину юный мистик. — Не остудит ли оно жар моей души?
— Скорее, подровняет, — успокоил его Ходжа.