48 миллионов человек работают в секторах, которые нам видны и понятны. Где и чем заняты все остальные, мы не понимаем.
Если ты спустилась в шахту, то там ты не мужчина и не женщина. Ты — руководитель, и значит никаких уговоров, сомнений, сантиментов.
В силу обстоятельств я вынужден был стать тем, кем были многие другие, – рабочей лошадью. У меня было очень удобное оправдание: я работал, чтобы обеспечивать существование жены и ребенка. Но на самом деле оправдание дохлое: я ведь понимал, что, если завтра окочурюсь, они как-нибудь сумеют прожить и без меня. Так бросить все и стать самим собой! Почему бы и нет? Часть моего существа, которая трудилась, чтобы дать моей жене и дочери возможность жить так, как им хочется, та часть, что держала руль семейного корабля – что за бессмысленное и дутое понятие, – была худшей моей частью. В качестве кормильца я ничем не одарил мир; он взимал с меня положенное, вот и все.
После того, как мы нанимаем сотрудника, его образование — вопрос прошлого, оно больше не учитывается при оценке его работы и не является причиной для его повышения.
Измени немного курс, и встречный ветер станет попутным. Продолжай работать, и солнце, слепившее тебе глаза, будет светить в спину. Не так важно, откуда ты начинаешь жизнь, важно, куда ты её направляешь.
Работа у меня такая. Хотя, может, это и не работа. Работа — когда тебе дядя зарплату платит, а я сам себе плачу. Это, вероятно, хобби, приносящее иногда деньги. Мы себя бизнесменами называем неосмысленно. Вот за бугром бизнесмены. Они в сенатах заседают, обществу служат. Без них государства нет. Мы пока до этого не доросли. И не скоро дорастем. Мы даже золотому тельцу не служим. Пока как дети играем в «морской бой». Вслепую. Поэтому чаще промахиваемся, чем попадаем. Хобби это. Игра. Сначала развлечение, потом азарт, потом не можем без этого, и, наконец, надоедает, либо проигрываем. Ищем другую игру, более сложную — вдруг выиграем? Азарт распаляется. Тут бах — и любимую игрушку ломают или отнимают. Ребенок бы заплакал — смотришь, и вернули бы ему игрушку. А мы нет. Сами другую находим или изобретаем. Опять играем. Ведь прекратить уже не можем. Не понимаем, что игра идет уже не в «морской бой», а своими и чужими судьбами.
— Почему у меня есть ужасное предположение, что ты вербуешь на эту работу меня?
— Я принимаю твоё предложение!
— ...
Cлайд с цитатой