Однажды я читал Шекспира и понял, что не люблю ее.
— Ты знаешь этого недоумка?
— Да, он был моим лучшим другом, а потом мне исполнилось 4.
Однажды я читал Шекспира и понял, что не люблю ее.
— Ты знаешь этого недоумка?
— Да, он был моим лучшим другом, а потом мне исполнилось 4.
— По-моему, мы выдули целую бутылку водки.
— Ты весь вечер кривлялся, как идиот.
— Ну так водка же.
— Ты только взгляни на этот зад: платонический идеал, не зад, а откровение. Ты посмотри на этот портал жизни, скрывающийся между бёдер.
— Портал жизни?
— Ты не представляешь, какие сны мне про него снились.
— Кошмар, эту песню они крутят двадцать раз на дню.
— Форменный садизм. ФОРМЕННЫЙ САДИЗМ!
За неимением самой любви женщины хотят почувствовать ее ароматы, услышать отголоски, увидеть отражение.
— А может мы с тобой в кино как-нибудь сходим вместе?
— Джоел, я тут совершила большую глупость. Я... Я рассказала брату о том, что произошло...
— Это плохо?
— Нет-нет-нет, но он рассказал родителям. Мы католики. А Питт сказал им, что ты еврей.
— О, но я атеист. Вернее, прагматик-нигилист. Или, скорее, экзистенциалист.
Ты будешь думать, что я жестока, самолюбива. Да, это верно, но таково уж свойство любви: чем она жарче, тем эгоистичнее. Ты не представляешь, до чего я ревнива. Ты полюбишь меня и пойдешь со мной до самой смерти. Можешь меня возненавидеть, но все-таки ты пойдешь со мной, и будешь ненавидеть и в смерти, и потом, за гробом.
Очень легко думать о любви. Очень трудно любить. Очень легко любить весь мир. Настоящая трудность в том, чтобы любить реальное человеческое существо.
Я хочу прикоснуться к тебе... Взять за руку и нежно, осторожно обнять... Но между нами препятствие, которое так просто не преодолеть.