Простота — необходимое условие прекрасного. Простое и безыскусственное может быть нехорошо, но непростое и искусственное не может быть хорошо.
8.00
В характере, в манерах, в стиле, во всём самое прекрасное — это простота.
Лев Николаевич Толстой
Другие цитаты по теме
Cлайд с цитатойМы все осколки тленной пустоты,
Но постоянно ищем сказочного света.
Всегда бежим от неизвестной темноты!
Когда придет зима, мы не дождемся лета,
Хотим заботы, но не замечаем доброты…
Шаблоны красоты затмили разум,
Красивую любовь хотим найти!
Зачем? Чтобы поставив её в вазу,
Потом кричать о ней до хрипоты?
Она не долговечна и завянет сразу,
А виноватым в этом будешь ты!
Пускай никто давно не любит эту фразу,
И продолжает жить в объятьях глухоты…
Он может вечно сердцу отдавать приказы,
Не слыша шепота гармоний простоты!
Любить? Всех любить и всегда любить нельзя — не осилишь. Разумеется, это хорошо бы. Но это невозможно, как невозможно не спать. И тот, кто точно любил, знает, и чем сильнее он любил, знает, что этого нельзя. Не достанет внимания. Чтоб полюбить, надо вникнуть в чужую душу. А это труд, для которого нужны силы. А когда их нет, не надо притворяться. Не надо, не вникнув в душу чужую, уверять себя, что я люблю его. Это ложь. Не надо тоже и слегка принять участие в нём, возненавидеть его врагов (это бывает самая обычная форма поверхностной любви). Это похоже на то, как очищаешься от репьев, с одного места отцепишь к другому: — Что-бы любить, нужно внимание, усилие, которое ограничено, и мы не можем всегда владеть им. Когда есть это внимание, слава Богу, и потому надо не тратить эту силу на пустяки, а беречь её. Но когда нет этой силы, то надо не обманывать себя, что любишь, а напрягать все силы на то, чтобы только не не любить, чтобы не допускать себе в душу враждебных чувств.
Зерно невидимо в земле, а только из него вырастает огромное дерево. Так же незаметна мысль, а только из мысли вырастают величайшие события жизни человеческой.
Где римский судия судил чужой народ,
Стоит базилика, — и, радостный и первый,
Как некогда Адам, распластывая нервы,
Играет мышцами крестовый легкий свод.
Но выдает себя снаружи тайный план:
Здесь позаботилась подпружных арок сила,
Чтоб масса грузная стены не сокрушила,
И свода дерзкого бездействует таран.
Стихийный лабиринт, непостижимый лес,
Души готической рассудочная пропасть,
Египетская мощь и христианства робость,
С тростинкой рядом — дуб, и всюду царь — отвес.
Но чем внимательней, твердыня Notre Dame,
Я изучал твои чудовищные ребра,
Тем чаще думал я: из тяжести недоброй
И я когда-нибудь прекрасное создам.
Моя маленькая Имоген, я верю тебе и уверена, что отец тоже верит! Настоящее волшебство, оно повсюду, оно всегда будет там, где ты хочешь его видеть. Оно снаружи и внутри нас, в нашем сердце! То, что ты видела тогда те чудеса, открыло тебе именно оно! Потому что ты была готова к этому, готова принять его, увидеть и почувствовать. Почувствовать красоту мира!
Умение одеваться держится на трех китах — простоте, хорошем вкусе и привычке следить за собой, — и это совсем не дорого.
Я бывал много раз влюблен, но могу сказать, что о любви никогда не вспоминаю. О дружбе, отношении к людям, об охоте, о работе живо думается — и особенно о работе — воспоминания очень живы, а о влюблении, любви, без всякого кривляния говорю, не вспоминаю. Должно быть, оно неважное дело. Как еду овсяным полем и русак выскочит, вспомню об охоте, и особенно о работе вспоминаю.