психиатрия

Меня зовут дон Октавио де Флорэс. Я величайший в мире психиатр. Я вылечил более 1000 пациентов и их лица остались в моей памяти как летние дни. Но больше всех я, конечно, запомнил Дона Жуана. Дона Хуана де Марко.

Особенно Грэхем был благодарен Блуму за то, что тот никогда не проявлял к нему чисто профессионального интереса, хотя психиатры нередко принимают за своих пациентов все остальное человечество.

До конца XVIII века в Европе попросту не существовало понятия «психически больной». Были специальные учреждения — работные дома, где содержались девианты: бродяги, мелкие воришки, попрошайки, карманники. И даже алхимики. Это была группа людей, которые не могут или не желают адаптироваться к социальному режиму — и тем самым мешают его нормальному функционированию. Место, в которое их помещали, было типичным исправительным учреждением.

Но никто не называл этих людей больными. Скорее, это были просто маргиналы, иногда — преступники или «чудаки».

Какой бы развитой ни была психиатрия, а этих парней она вряд ли поможет понять.

Занятный эффект: стоит провести час в психушке, и вот уже нормальный внешний мир кажется каким-то странным.

Друзья мои, открывается клуб сумасшедших. Вписка по пригласительным!

Да, легко не будет, я ведь с самого детства с экспертами не разговаривал. В то время я ещё говорил им правду и не понимал, какой вред может принести откровенность. Зато теперь понимаю.

Хотел поговорить с Богом, а оказался в кабинете психиатра.

Шмон у нас в палате проводится на скорую руку, и уже через пятнадцать минут в четвёртой палате крики, там переворачивают матрацы, поднимают больных. У Оли Рваное Ухо находят булку с маком, с полой серединой. После четвёртой переходят в третью и пятую одновременно.

– Лен, вы пока яблоки спрячьте, – говорит мне кроткая Лара. – В пакет сложите и в шкаф на плечики, а сверху свою кофту повесьте. Никогда не догадаются посмотреть… Я от детей всегда так прячу.

День откровений переходит в ночь сурка. В «салоне» – наркоши, которые засыпают лишь под утро, во второй надзорке всхлипы и мычания, в сестринской громкоголосое чаепитие с тортами. С потолка «салона» осыпаются кусочки штукатурки, крошечные тусклые плафоны покрыты коричневым налетом никотина, на недавно вымытом полу уже связочки волос, ошмётки сигаретных пачек, в палате храпа нет, но четверо надсадно кашляют… Соседка-депресняк, накануне жевавшая банан, шоколад и ещё что-то, а неделю назад игравшая без выражения «Лунную сонату», сидит за столом при свете полуперегоревшего ночника. Мечет в рот с двух рук – одна достаёт из пакета картофельные чипсы, вторая вытягивает из коробки профитроли, одну за другой…