ожидание

За пятьдесят, а все чего-то жду.

Не бога и не горнего полета,

Не радость ожидаю, не беду,

Не чуда жду — а просто жду чего-то.

Хозяин вечный и недолгий гость

Здесь на Земле, где тленье и нетленье,

Где в гордые граниты отлилось

Природы длительное нетерпенье,-

Чего-то жду, чему названья нет,

Жду вместе с безднами и облаками.

Тьма вечная и негасимый свет -

Ничто пред тем, чего я жду веками.

Чего-то жду в богатстве и нужде,

В годины бед и в годы созиданья;

Чего-то жду со всей Вселенной, где

Материя — лишь форма ожиданья.

Больше всего на свете она не любила ждать. Даже самую малость. Потому что вот так сидишь себе, ждёшь неизвестно сколько, а тем временем где-то рядом успевает что-то случиться без тебя. Может быть, что-то совсем незначительное, но ведь из таких мелочей и ткётся жизнь, собирается по капелькам, чтобы однажды хлынуть потоком.

— Ты придешь? 

— А цветы нужны? 

— Как хочешь. 

— А ты как хочешь? 

— Так, чтобы цвела я.

Они разнятся уже по природе, потому что погоня — всегда действие, притом сопряжено с напряжением, душевным и телесным, бешеным током крови, отчаянным — на грани возможного — биением сердца, лошадиным выбросом адреналина, который бодрит и оживляет, швыряет вперед, спиралью скручивает мышцы и, отпустив внезапно, заставляет творить невозможное. Погоня — это жизнь на предельных оборотах. Но — жизнь. Ожидание — всегда маленькая смерть. Мучительное или не очень, но занимающее время и душу, отвлекающее от всех прочих мыслей и дел, заполняющее собою все — сознание, волю, память. Вытесняющее любые иные желания, кроме желания дождаться кого-то или чего-то. А еще оно убивает время — не сразу, а постепенно, будто введя в поток времени какой-то хитрый препарат из тех, какими пользуются анестезиологи, усыпляя больного на операционном столе — и время сначала просто замедляет ход, потом начинает ползти совершенно черепашьим ходом, потом едва передвигает стрелки, наконец, останавливается вовсе. Но этого никто не замечает, ибо все заняты ожиданием, подчинены и послушны только ему, глядят на замершие стрелки и корят себя за то, что слишком часто смотрят на часы. Вот так — подчиняясь ему, ожиданию, — жизнь постепенно замирает. И наступает маленькая смерть.