наука

— Я сюда учиться приехала...

— И чему же вы намерены посвятить свои могучие силы?

— Ещё не решила. Ум как-то с сердцем борются. Театру или науке.

— Ну, если колеблетесь, идите в театр. Там вам аплодисменты, слава, толчея. А науке нужны верные люди, которые не ждут от нее ни денег, ни быстрого успеха.

А теперь уже никто и не знает, что это такое — язва ли, сокровищница, адский соблазн, шкатулка Пандоры, черт, дьявол… Пользуются помаленьку. Двадцать лет пыхтят, миллиарды ухлопали, а организованного грабежа наладить так и не смогли. Каждый делает свой маленький бизнес, а ученые лбы с важным видом вещают: с одной стороны нельзя не признать, а с другой стороны нельзя не согласиться, поскольку объект такой-то, будучи облучен рентгеном под углом восемнадцать градусов, испускает квазитепловые электроны под углом двадцать два градуса…

Когда-то кто-то сказал: «Исаак Ньютон вертится в гробу» в ответ на какую-нибудь простую ошибку по физике. Но если бы Ньютон услышал, что его тело вращается в гробу без воздействия внешней силы, то он бы... завертелся в гробу.

Как-то раз она заплатила пяток яиц странствующему учителю за утренний урок «Чудеса Всиленной». Цена за урок была высока, но оно того стоило. Учитель был немного не в себе, даже для учителя, но в его словах был несомненный смысл. Он сказал, что наиболее изумительным во вселенной является то, что рано или поздно, все существующее будет сделано из того, что уже когда-то существовало, хотя на это может потребоваться не один миллион лет. Дети захихикали, кто-то стал спорить, но Тиффани уже знала, что мел их холмов когда-то был крошечными живыми существами. Все превращается во что-то, даже звезды.

Ты знаешь, кто такой сумасшедший? Сумасшедший — это такой человек, который отличается от большинства. Это большинство определяет, кто сумасшедший, а кто — нет. Вот, например, микробы. Восемнадцатый век: нет микробов. Никто даже о них и не думает. И тут появляется этот доктор… ээ… как его… Сэмельвайс, да, Сэмельвайс. И он пытается убедить всех людей, в особенности других врачей, что существуют такие маленькие невидимые плохие штучки; они попадают в твое тело, и ты заболеваешь. И он хотел, чтобы доктора мыли руки. Ну, и кто он после этого? Псих! Да? «Эти маленькие, невидимые... как вы их называете? Микробы, да? А? Что? Где?». Или вот пример. Двадцатый век. На прошлой неделе, прямо перед тем как меня забрали в этот притон. Я хочу съесть гамбургер. Этот тип роняет мой гамбургер, потом поднимает и отряхивает, как будто ничего не случилось. Я говорю: а как же микробы? А он говорит: а я не верю в микробы. Их придумали для того, чтобы продавать побольше мыла. Ну, и кто из нас сумасшедший, а?

В науке гадать нельзя, Барри. Есть ответы правильные и неправильные. Люди на Луну не наугад летели.

Ученые делают вид, что к их учениям привели исследования; на самом же деле они сперва приняли свои учения, потом подкрепили их нужными фактами.

Самый интересный анализ того, как академические методы работают в реальной жизни, осуществил Спирос Макридакис. Он устраивал соревнования прогнозистов, использующих так называемую эконометрику — «научный метод», соединяющий экономическую теорию со статистическими измерениями. Попросту говоря, Макридакис заставлял людей предсказывать в реальной жизни, а потом оценивал точность их прогнозов. Вместе с Мишель Ибон он провел несколько «М-состязаний»; третье, и последнее из них, — М-3 — завершилось в 1999 году. Макридакис и Ибон пришли к печальному выводу: «Новейшими и сложнейшими статистическими методами не обязательно достигаются более точные результаты, чем самыми простыми».

Всякая наука есть указательница пути и учредительница порядка.

География — это место. История — это время. Наука и культура — это заполнение места и времени.