Людские массы текут мочою.
Они безлики,
Они бескрайни.
Целая рота монахов разливает здешнюю колодезную воду по бутылкам, закрывает крышками, наклеивает этикетки «Ново-араратская святительская влага, благословлена высокопреподобным о. Виталием», после эту H2O оптовым образом переправляют на материк — в Питер и особенно в богомольную Москву. А в Арарате для удобства паломников выстроено чудо чудное, диво дивное, называется «Автоматы со святой водой». Стоит деревянный павильон, и в нём хитроумные машины, изобретение местных Кулибиных. Опускает человек в прорезь пятак, монета падает на клапан, заслоночка открывается, и наливается в кружку священная влага. Есть и подороже, за гривенник: там подливается ещё малиновый сироп, какого-то особенного «тройного благословения».
Ах, как же годы нас меняют,
Всё больше делая циничней.
Уже ничто не согревает,
И даже сообщенья в личку.
Любой реализм в отношении к людям не рождает ничего, кроме грусти, а когда этот уже грустный реализм подаётся на весёлом фоне — да, это называют цинизмом.
И ее губы – раковины, лепестки роз, скорпионьи хвосты, – слово «да» никогда не слетало с этих губ, зато «нет»… «Нет» засунуто за щеку подобно долгоиграющему леденцу. Который она посасывает с тех самых пор, как на ведущей к ней лестнице стали появляться жалкие типы, похожие на меня.
Циник — мерзавец, чьё обманчивое зрение видит вещи такими, какие они есть, а не такими, какими они должны быть.