Райские яблоки

И апостол-старик — он над стражей кричал-комиссарил —

Он позвал кой-кого, и затеяли вновь отворять...

Кто-то палкой с винтом, поднатужась, об рельсу ударил —

И как ринулись все в распрекрасную ту благодать!

В онемевших руках свечи плавились, как в канделябрах,

А тем временем я снова поднял лошадок в галоп.

Я набрал, я натряс этих самых бессемечных яблок —

И за это меня застрелили без промаха в лоб.

Убиенных щадят, отпевают и балуют раем,

Не скажу про живых, но покойников мы бережем.

Убиенных щадят, отпевают и балуют раем,

Не скажу про живых, но покойников мы бережем.

Как ржанет коренной! Я смирил его ласковым словом,

Да репьи из мочал еле выдрал и гриву заплел.

Седовласый старик что-то долго возился с засовом -

И кряхтел и ворчал, и не смог отворить — и ушел.

В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок,

И ударит душа на ворованных клячах в галоп.

В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок.

Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

Я узнал старика по слезам на щеках его дряблых:

Это Пётр-старик — он апостол, а я остолоп.

Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженых яблок...

Но сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

И погнал я коней прочь от мест этих гиблых и зяблых,

Кони — головы вверх, но и я закусил удила.

Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок

Я тебе привезу — ты меня и из рая ждала!

Прискакали — гляжу — пред очами не райское что-то:

Неродящий пустырь и сплошное ничто — беспредел.

И среди ничего возвышались литые ворота,

И огромный этап у ворот на ворота глядел.

Всем нам блага подай, да и много ли требовал я благ?

Мне — чтоб были друзья, да жена — чтобы пала на гроб.