Волкодав

Легко же привыкают к простому: силён, значит, всё можно. Начинают задумываться, только если споткнутся, только если с кем-то не вышло. А на самом-то деле и мысли быть не должно... И тоже не потому, что вдруг придут и накажут...

— Они совершили зло.

— И ты, — кивнула жрица, — поступил с ними так, как тебе было проще всего. Ты не стал возиться. Ты их просто убил.

Если слишком пристально думать обо всём, что покидаешь, — не удастся совершить ничего и даже сделать единственный шаг вперёд не получится…

Живой, — думалось ему. — Живой. Ну, давай, ещё разок назови меня варваром. Я не обижусь. Потому что ты живой. Ну, давай, съязви, скажи какую-нибудь пакость... Чтобы я знал, что у тебя вправду всё хорошо...

— У нас, — сказал Волкодав, — говорят так: если сам напортачил, на советчиков не пеняй.

— Ты непобедим. Пока сам не объявишь, что побеждён.

Иригойен взял его за руку:

— Когда ты так говоришь, эти слова кажутся камнями, по которым можно идти...

Нельзя разговаривать с тем, кого сбираешься убить. Это создает невидимую нить, делающую убийство невозможным...

Удержать можно только того, кто на самом деле не свободен.

... он еле слышно пробормотал:

— Я вырос слишком далеко от нашего племени. Из меня не получится настоящего воина.

— Из тебя, — сказал Волкодав, — получится то, что ты сам для себя выберешь.

— Так ты, значит, взялся решать, кто достоин жить, а кто недостоин? — спросила Мать Кендарат.

— Я не знаю, — глядя в землю, проговорил Волкодав. — Я знаю только, что они совершили зло. Теперь больше не совершат.

— Но и добра тоже!