Солдат

— Они умышленно создают пробку на границе, чтоб вызвать беспорядки и осложнить начавшиеся переговоры о мире.

— Тут такое творится... Вы второй кто о защите пропускного пункта говорит. Надёжной армейской охраной. Нет никакой, ни надёжной, ни ненадёжной...

— Да видел уже, на станции обстановка накалённая, товарищи. Так какого же рожна, вы офицеров расстреливаете? Совсем рехнулись? А если бы эта толпа раздавила вас, а потом пошла на проволочные заграждение, а немцы ударили бы из пулемётов. Тысячи убитых и сорванные переговоры! Виновные в расстреле будут строго наказаны, можете не сомневаться.

— Эх, не мордовали вас золотопогонники. не материли... А мы натерпелись!

— Меня тоже на Сахалине десять лет пирогами потчевали, однако я ж не мщу своим бывшим «учителям».

— Как прокурор — я требую смертной казни, как адвокат — не нахожу смягчающих обстоятельств, и как судья — приговариваю тебя к отрубленива... к отрублеванию... Как это лучше сказать?

— А ты как ни говори, все равно звучит плохо.

— Мы тебя сейчас будем судить. Я, к твоему сведению, главный судья королевства.

— А вот это неправильно. Я требую этого… прокурора.

— Пожалуйста. Я и прокурор.

— Вот так порядочки!… Дай мне хоть адвоката.

— Ты будешь смеяться, но адвокат — это тоже я. Понимаешь, королевство у нас маленькое, толковых людей не найдешь. Так и мучаюсь — всё сам да сам.

— Интересно, может, ты ещё и палач?

— Нет. Палач у нас есть настоящий и, между прочим, очень хороший. Я вас потом познакомлю.

— Я выполняю долг, ради Христа!

— Ты убиваешь невинных людей.

— Они сарацины!

— Только в этом их вина? Они мирные бедуины.

— Я тебя недооценил. Тебе таки удалось притащить меня в Лян.

Я для тебя пленный или враг?

— Ни то, ни другое. Беги! Скорее, пока я не передумал.

— Почему?

— Ты и твой брат... Один должен жить.

— Эй! Смотри, не обмани меня.

— Что?

— Ближайшие десять лет...

— ... не дрогнет и камень! Я всё помню.