Равик

— А можно радоваться одной?

— Нет. Для этого всегда нужен ещё кто-то.

Потерял навсегда – безвозвратно. Нельзя уже более надеяться, что она просто ошиблась, запуталась, что она еще может опомниться и вернуться. Хорошо знать все до конца, особенно когда разыгравшееся воображение начнет снова затемнять рассудок. Мягкая, неумолимая, безнадежно грустная химия! Сердце, однажды слившееся с другим, никогда уже не испытывает того же с прежней силой.

Маленькая уютная квартирка с маленьким уютным обывательским счастьем. Маленький уютный покой на краю вулкана. Ты в самом деле считаешь это возможным?

— За кого ты меня принимаешь, Жоан? — сказал он. — Посмотри лучше в окно, на небе сплошь — багрянец, золото и синева... Разве солнце спрашивает, какая вчера была погода? Идет ли война в Китае или Испании? Сколько тысяч людей родилось и умерло в эту минуту? Солнце восходит — и все тут. А ты хочешь, чтобы я спрашивал! Твои плечи, как бронза, под его лучами, а я еще должен о чем-то тебя спрашивать? В красном свете зари твои глаза, как море древних греков, фиолетовое и виноцветное, а я должен интересоваться бог весть чем? Ты со мной, а я, как глупец, должен ворошить увядшие листья прошлого? За кого ты меня принимаешь, Жоан?

Она отерла слезы.

— Давно уже я не слышала таких слов.

— Значит, тебя окружали не люди, а истуканы.