О Боги мои! Яду мне, яду!
Понтий Пилат
– Имя?
– Мое? – торопливо отозвался арестованный, всем существом выражая готовность отвечать толково, не вызывать более гнева.
Прокуратор сказал негромко:
– Мое – мне известно. Не притворяйся более глупым, чем ты есть.
Пилат:
— Кого вы хотите чтоб отпустил: убийцу Варраву или Иисуса, называющего себя Мессией?
Первосвященник:
Он не Мессия! Он самозванец! Отпусти Варраву!
Пилат:
— Кого вы хотите чтоб отпустил: убийцу Варраву или Иисуса, называющего себя Мессией?
Первосвященник:
Он не Мессия! Он самозванец! Отпусти Варраву!
Ненавидимый им город умер, и только он один стоит, сжигаемый отвесными лучами, упершись лицом в небо.
— Превосходная лоза, прокуратор, но это — не «Фалерно»?
— «Цекуба», тридцатилетнее, — любезно отозвался прокуратор.
... трусость, несомненно, один из самых страшных пороков. Нет, философ, я тебе возражаю. Это самый страшный порок.