Никогда не понимал, почему надо ограничиваться в многоточии тремя точками, когда можно поставить целую дюжину, чтобы утяжелить непристойный подтекст.
Оскар
Как обычно в выходные, Людо взывает о помощи (ну, еще бы, Пенелопа-то занята. (Я рассуждаю как ворчливая брошенная любовница) В трубке слышу жужжание спортивной машины.
— Вруууум!
— Ты смотришь «Формулу-1»?
— Врууум! Нет, просто моя дочка включила телевизор, а он стоял на канале «Моторы», потому что вчера вечером мы с мадам курили косяки и смотрели XXL.
— Ну, и вы того?
— Нет, Элен уснула, а я подрочил в простыни, как всегда по пятницам.
— Семейная жизнь — это сказка.
В любом случае, когда я иду в кино с Франсуазой, мне больше нравится смотреть на ее профиль, чем на экран. От тебя у меня кружится голова – в твою сторону. У меня начинает ломить шею: фильму надо быть действительно на высоте, чтобы сравниться с тобой. Я смотрю, как ты смотришь кино. Если ты смеешься, я решаю, что фильм смешной. Если плачешь, я решаю, что он трогательный. А если ты зеваешь, я засыпаю.
Что бы придумать с микрофончиками? Что, если бы мы их проглатывали и они воспроизводили бы бой наших сердец в мини-динамиках из карманов наших комбинезонов? Катишься вечером по улице на скейтборде и слышишь сердцебиение всех, а все слышат твое, по принципу гидролокатора. Одно непонятно: интересно, станут ли наши сердца биться синхронно, по типу того, как у женщин, которые живут вместе, месячные происходят синхронно, о чем я знаю, хотя, по правде, не хочу знать. Полный улет — и только в одном отделении больницы, где рожают детей, будет стоять звон, как от хрустальной люстры на моторной яхте, потому что дети не успеют сразу синхронизировать свое сердцебиение. А на финише нью-йоркского марафона будет грохотать, как на войне.
Обращение к промышленникам и политическим деятелям всего мира: будьте так добры, оставьте планету в таком состоянии, в котором она была, когда вы на нее попали.
— На каких работаем условиях?
— Как насчёт 10 процентов?
— Что ж, очень даже щедро.
— Берёшь 10, мне — 90.
— Нет, ни за что!
— Слушаю тебя.
— Тебе — 15!
— 70.
— 20!
— 75!
— Ты опять полез вверх?!
— Фифти-фифти!
— Доволен?
— Нет! Доволен?
— Нет!
— ИДЁТ!
— А зачем мне писать Богу?
— Тебе будет не так одиноко.
— Не так одиноко с кем-то, кого не существует?
— Иди-ка ты гуляй.
— Без вопросов. Но что, если кто-нибудь… узнает правду об акульем убийце, пока я гуляю?..
— Раззвонишь?
— Возможно.
Я не хотел слышать про смерть Все только о ней и говорили, даже когда говорили не о ней.