Оскар

Никогда не понимал, почему надо ограничиваться в многоточии тремя точками, когда можно поставить целую дюжину, чтобы утяжелить непристойный подтекст.

Как обычно в выходные, Людо взывает о помощи (ну, еще бы, Пенелопа-то занята. (Я рассуждаю как ворчливая брошенная любовница) В трубке слышу жужжание спортивной машины.

— Вруууум!

— Ты смотришь «Формулу-1»?

— Врууум! Нет, просто моя дочка включила телевизор, а он стоял на канале «Моторы», потому что вчера вечером мы с мадам курили косяки и смотрели XXL.

— Ну, и вы того?

— Нет, Элен уснула, а я подрочил в простыни, как всегда по пятницам.

— Семейная жизнь — это сказка.

В любом случае, когда я иду в кино с Франсуазой, мне больше нравится смотреть на ее профиль, чем на экран. От тебя у меня кружится голова – в твою сторону. У меня начинает ломить шею: фильму надо быть действительно на высоте, чтобы сравниться с тобой. Я смотрю, как ты смотришь кино. Если ты смеешься, я решаю, что фильм смешной. Если плачешь, я решаю, что он трогательный. А если ты зеваешь, я засыпаю.

Что бы придумать с микрофончиками? Что, если бы мы их проглатывали и они воспроизводили бы бой наших сердец в мини-динамиках из карманов наших комбинезонов? Катишься вечером по улице на скейтборде и слышишь сердцебиение всех, а все слышат твое, по принципу гидролокатора. Одно непонятно: интересно, станут ли наши сердца биться синхронно, по типу того, как у женщин, которые живут вместе, месячные происходят синхронно, о чем я знаю, хотя, по правде, не хочу знать. Полный улет — и только в одном отделении больницы, где рожают детей, будет стоять звон, как от хрустальной люстры на моторной яхте, потому что дети не успеют сразу синхронизировать свое сердцебиение. А на финише нью-йоркского марафона будет грохотать, как на войне.

Обращение к промышленникам и политическим деятелям всего мира: будьте так добры, оставьте планету в таком состоянии, в котором она была, когда вы на нее попали.

— На каких работаем условиях?

— Как насчёт 10 процентов?

— Что ж, очень даже щедро.

— Берёшь 10, мне — 90.

— Нет, ни за что!

— Слушаю тебя.

— Тебе — 15!

— 70.

— 20!

— 75!

— Ты опять полез вверх?!

— Фифти-фифти!

— Доволен?

— Нет! Доволен?

— Нет!

— ИДЁТ!

— А зачем мне писать Богу?

— Тебе будет не так одиноко.

— Не так одиноко с кем-то, кого не существует?

— Иди-ка ты гуляй.

— Без вопросов. Но что, если кто-нибудь… узнает правду об акульем убийце, пока я гуляю?..

— Раззвонишь?

— Возможно.

Я не хотел слышать про смерть Все только о ней и говорили, даже когда говорили не о ней.