Накашидзе

Нет, наверно, в мире трапезы более почетной, желанной и благословенной, чем трапеза в тюремной камере. Понятие общего стола здесь возведено в религиозную степень. Люди, разделившие в камере общий стол, уподобляются побратимам, поклявшимся друг другу в верности до гроба. Говорить за тюремным столом об этике «последнего куска» дико и смешно, ибо здесь нет последнего куска. Каждый кусок здесь делится на части по количеству сотрапезников и съедается одновременно всеми.

— Как бы вы поступили на моем месте? — спросил я.

Женщина улыбнулась.

— Чему вы улыбаетесь?

— На вашем месте я освободила бы всех заключенных и вывесила бы в тюремных окнах белые флаги. Поэтому-то, наверно, я и не сижу на вашем месте...

— Как бы вы поступили на моем месте? — спросил я.

Женщина улыбнулась.

— Чему вы улыбаетесь?

— На вашем месте я освободила бы всех заключенных и вывесила бы в тюремных окнах белые флаги. Поэтому-то, наверно, я и не сижу на вашем месте...

— И ты все же ушел?

— Ушел.

— Скотина ты, Девдариани!

— Знаю. Слабовольнее вора нет человека на земле. Напрасно люди думают, что воры народ сильный, с характером... У нас есть воля, но...

— Что но?

— Есть там, где она вовсе не нужна! — сказал Девдариани, отворачиваясь к стене.