Все вы одинаковы, этакие огромные волосатые мотыльки, изо всех сил рвётесь к какому нибудь дурацкому огоньку, бьётесь о прозрачное стекло и никак его не разглядите. А уж если ухитритесь пробраться сквозь стекло, так лезете прямо в огонь и сгораете, и конец. А ведь рядом тень и прохлада, есть и еда, и любовь, и можно завести новых маленьких мотыльков. Но разве вы это видите, разве вы этого хотите? Ничего подобного! Вас опять тянет к огню и вы бьётесь, бьётесь до бесчувствия, пока не сгорите!
Мэгги О'Нил
Ну что поделаешь, если девчонка с таким норовом. Вот заявит сейчас, что едет в Сиднейский бордель изучать на практике профессию шлюхи — и то её, пожалуй, не отговоришь. Ох уж это милейшее чудовище Джастина, сущая казнь египетская.
И если даже она никогда больше, до самой смерти, его не увидит, её последняя мысль на краю могилы будет о нем, о Ральфе. Как это страшно, что один единственный человек так много значит, так много в себе воплощает.