— Я ничья, — сказала я пустой комнате.
Когда эти слова проникли в мой мозг, меня захлестнуло разочарование прошлой ночи. Я никому не принадлежала.
Так одиноко мне еще не было никогда.
— Я ничья, — сказала я пустой комнате.
Когда эти слова проникли в мой мозг, меня захлестнуло разочарование прошлой ночи. Я никому не принадлежала.
Так одиноко мне еще не было никогда.
Я стала непредсказуемой стороной его жизни, джокером, переменной величиной, неподвластной его контролю. И хотя я дарила ему мгновения спокойствия, смятение, в котором он пребывал без меня, при мне становилось в десять раз хуже. Он с трудом справлялся со своим гневом. Я перестала быть его загадкой и исключением, превратилась в слабость.
— Ты водишь «порше»?
— Не просто «порше», а «Порше девятьсот одиннадцать джи ти три». Большая разница.
— Дай угадаю: это любовь всей твоей жизни? — спросила я, цитируя заявление Трэвиса о его мотоцикле.
— Нет, это всего лишь машина. Любовью всей жизни станет женщина с моей фамилией.
Чем больше он улыбался, тем сильнее мне хотелось ненавидеть его. Но именно улыбка делала это совершенно невозможным.
Чем больше он улыбался, тем сильнее мне хотелось ненавидеть его. Но именно улыбка делала это совершенно невозможным.
— Эбс? — скривился парень. — Этот хлыщ тебя не перепутал с физкультурными роликами?
— Голубка? — сказала я с не меньшим отвращением. — Надоедливая птица, которая гадит на тротуары?
— Разве дело не в том, что из-за дождя у тебя есть хороший предлог раздеться?
— Нет. Огорчена?
— Нисколько.
— Он целовал тебя?
Я поджала губы и кивнула.
— У него очень мягкие губы.
Трэвис поморщился.
— Мне все равно, какие у него губы.
— Поверь, это важно. Я всегда так нервничаю из-за первых поцелуев. Но этот оказался не так уж и плох.
— Ты нервничаешь из-за поцелуев? — с весельем в голосе спросил Трэвис.
— Лишь из-за первых. Просто ненавижу их.
— Я бы тоже возненавидел, если мне пришлось бы поцеловать Паркера Хейса.
— Я тебе не подружка для секса! — Я оттолкнула его.
— Я никогда не говорил про тебя такого! — с неверием потряс он головой. — Мы вместе двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, ты спишь в моей кровати, но в остальное время ты ведёшь себя так, словно не хочешь, чтобы нас видели вместе!