Несмотря на то, что большинство для нас много значат, есть очень маленькая группка людей, занимающая в нашей жизни главенствующую позицию. Это нормально. Это естественно.
Джеффри Саммерс (Jeffrey Summers)
Вот она тёмная сторона любви: она как винтовой стержень штопора вкручивается тебе в сердце, и её уже невозможно оттуда вырвать, не раскурочив себе грудную клетку с левой стороны.
То, что не на виду, можно скрывать, притворяясь, будто этого и нет. Естественно, с некоторыми оговорками, но можно.
— Ты придурок, Саммерс. Ты и раньше стремился просчитать последствия, которые могут отразиться на других. Это хорошо, когда в меру. Но ты часто забываешься и вредишь сам себе. Ты должен думать о себе. Если ты не будешь заботиться о себе, никто не будет.
— Ты не прав, Рассел. У меня есть та, которая приглядывает за мной.
— Это до поры до времени, парень. До поры до времени. В какой-то момент ей надоест бояться за тебя, и она уйдёт. Просто эмоционально устанет, ей захочется лёгкой жизни, когда более-менее что-то понятно и не надо волноваться, гадая, каким ты придёшь сегодня. Если вообще приползёшь. Боевики интересно смотреть в кинотеатре, когда знаешь, что в любой момент можешь выйти и забыть о тех ужасах, которые приходится претерпевать героям. Но когда живёшь в подобном кошмаре — это эмоционально убивает. У каждого из нас есть свой лимит терпения, стойкости и оптимизма. Мы черпаем из их колодцев, считая, что они безразмерны. А потом удивляемся, недоумеваем и злимся, увидев дно. И самое печальное, что мы никогда не замечаем промежуток, лишь начало и конец.
— С нашими близкими всегда случается что-то плохое. Как думаешь, почему?
— Потому что мы живём. Подобное сетование может сказать каждый из нас, поскольку трагедии происходят абсолютно у всех. Таковы условия жизни, нравится нам или нет.
Чай — великая вещь, он помогает заполнить неловкие паузы, а также начать издалека любое дело. Мы, англичане, давно уловили скрытую суть этого благородного напитка, поэтому при каждом случае его припоминаем. Чай для нас служит средством коммуникации.
— Вы бы пошли все отсюда, — сказала Анжелика, двигая кистями рук, словно выметая нас из комнаты. — Я быстренько расправлюсь с посудой и…
— Верно, — поддержала её Либерт, — а то только мешаться будете нам.
— Понимаете, кто выгнал мужчин из Эдема? — поинтересовался Кросс, когда мы переместились в гостиную.
— Но были изгнаны мужчина и женщина, — напомнил Джефф другу, и, подняв упаковку от карт, убрал в них колоду.
— Уверен, все было совсем не так! — несогласно покачал головой нейрохирург. — На самом деле женщина прогнала мужчину, чтобы он не путался под ногами и не мешал наводить порядок, а затем, когда она соскучилась, то отправилась за ним. Она разыскала его, но найти дорогу обратно не смогли, и тогда они взяли и придумали историю про змея, яблоко и разгневанного Бога, потому что это звучит впечатляюще, чем рассказ о позабытой тропе в плантации фруктов.
— Как люди легко и самозабвенно развешивают ярлыки…
— Что ты имеешь в виду?
— Вспомни вчерашний день: меня нарекали твоей девушкой, потом дочкой. А я даже стесняюсь назвать тебя своим другом.
— Ты… стесняешься меня? — как можно небрежнее уточнил я, хотя фраза русской хлёстко стеганула меня.
— Нет, — послышался тихий шелест, наверное, она помотала головой, и именно волосы издали этот звук. — Дело в другом. Мы с тобой общаться-то начали по недоразумению, столько всего случилось, так что вдруг, если я стану без твоего разрешения называть тебя своим другом, это тебе вовсе не понравится? Нельзя односторонне приписывать с кем-то взаимоотношения, не зная, как к этому относится сам субъект. Я могу заявить, что прихожусь тебе женой, но мне рассмеются в лицо, потому что нет документа, подтверждающий это, а значит, у меня и нет никаких прав.
— Неопределённость… а знаешь, ты права.
— Вот скажи, убивать людей — это плохо?
— Определённо.
— Вот представь, что ты возвращающийся с работы коп, идёшь по улице и тут видишь, как кого-то зверски избивают арматурой, — голос Джеффри звучал по профессиональному ровно. — Ты требуешь отойти от пострадавшего, но агрессор не обращает на тебя внимания и продолжает свою экзекуцию. Намерения напавшего очевидны: он хочет убить. Ты, как хороший человек и бравый полицейский, применяешь табельное оружие — всё согласно уставу — и убиваешь озверевшую личность.
— Мило…
— Это автоматически сделает тебя плохим человеком?
— Это ведь была защита гражданского лица. В мои профессиональные качества входит…
— Не увиливай.
— Считаю, что нет. Не сделает. Потому что таких жёстких мер требовала ситуация.
— Я тебе сейчас задам несколько вопросов, подумай над ними как следует, чтобы потом, когда придёт время, ты могла достойно ответить как минимум себе: как человек решает, когда можно применять насилие? И что нас вообще делает хорошими? Если вспомнить мой пример и отбросить условности, та версия тебя в роли полицейского убила субъекта, но, несмотря на это, ты не назвала её плохим человеком. Так что на самом деле делает нас плохими и хорошими? Что если вообще нет таких разделений?
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- следующая ›
- последняя »