То, что не на виду, можно скрывать, притворяясь, будто этого и нет. Естественно, с некоторыми оговорками, но можно.
Копы как предвестники беды. Если они стучатся в твою дверь — значит у тебя уже проблемы. Или только будут.
То, что не на виду, можно скрывать, притворяясь, будто этого и нет. Естественно, с некоторыми оговорками, но можно.
Копы как предвестники беды. Если они стучатся в твою дверь — значит у тебя уже проблемы. Или только будут.
— Дело получилось громкое, — заговорил я, проигнорировав незаконченные слова Нестора. — На него было потрачено масса времени особого отдела и много денег налогоплательщиков. К тому же удалось вытянуть на чистую воду тех ублюдков, тем самым хоть немного обезопасить граждан, которых я поклялся защищать. И если для этого придётся подстрелить ещё кому-нибудь ногу — я пойду и сделаю это, пока вы, белые воротнички, обсасываете свой свод правил, позволяющие вам карабкаться по карьерной, мать её, лестнице, — произнёс я, не повышая голоса. — И только представьте, что с вами сделает общественность, если вы выдвинете против меня обвинения. Люди, чьих близких разобрали как трансформеры на органы, и те, которые вздохнули свободнее, зная, что мерзавцы наказаны, получили виновников, тех, кто заплатил за всё содеянное. И если вы и меня поставите рядом с Сетом и Греем, требуя наказания, — общественность вас порвёт. Представьте, какие начнутся митинги. Это дело из тех случаев, когда знаешь причину своего поступка, но оно идёт в разрез с законом. И тогда приходится делать выбор: закон или совесть. Я поступил по совести, потому что иногда правосудие неочевидно. Да, я подстрелил ногу Кевину, но это обстоятельство помогло мне продвинуться в своём расследование. И если хотите знать, в то время я даже и не думал, что останусь в живых. И действовал отчаянно, желая только привлечь к ответственности преступников. То, что сейчас сижу напротив вас — живой и относительно здоровый, — для меня является полной неожиданностью. Это как быть съеденным монстром, а потом, когда уже и надежда помахала ручкой, это тварь взяла и выплюнула тебя.
Вот она тёмная сторона любви: она как винтовой стержень штопора вкручивается тебе в сердце, и её уже невозможно оттуда вырвать, не раскурочив себе грудную клетку с левой стороны.
Зайдешь в подъезд и всё тихо, спокойно, но за каждой дверью скрывается своя трагедия. Лондон очень точно отражает жизнь: порой, как праздник, пробивается солнце — это наши радостные моменты, но большую часть времени над нами висит серое и угрюмое небо.
Незнание темы рождает неправильные суждения, которые приводят к неправильному отношению.
Медсестра мягко, но уверенно и ловко принялась развязывать бинты у меня на груди. В местах, где они приклеились, она смачивала перекисью водорода, и бинты легко поддавались.
Когда последний слой был снят, я принялся изучать свой торс. Он выглядел плачевно: красно-сине-жёлто-фиолетового цвета, в местах ранений я увидел швы, выполненные хоть и аккуратно, но заметно. Но меня это особо не волновало — я жив, а это главное.
Морщась от жжения растворов и небольшой боли, я между тем радовался этому — я жив, мать вашу! Пускай то, что сейчас происходит — неприятно, болезненно, но именно это приведёт к моему выздоровлению. Подобный период — временное явление. Старт, новая глава в моей жизни.