— Мы все знали, что она виновна, и в глубине души верили, что в справедливом мире она заплатит за свои преступления.
— Для этого нужен справедливый мир.
— Мы все знали, что она виновна, и в глубине души верили, что в справедливом мире она заплатит за свои преступления.
— Для этого нужен справедливый мир.
— Что насчёт жертвы?
— Всё очевидно. Он замерз, восходя на Эверест, в него попал метеорит и сбросил на стоянку в двух мусорных мешках.
— Да, очевидно, конечно.
— Это лишь начало.
— Я нашёл тупые травмы на левой бедренной кости и рёбрах. Орудие было длинным и цилиндрическим. Возможно... труба?
— Штырь.
— Клюшка для гольфа.
— Арматура.
— Бейсбольная бита.
— Нунчаки.
— Ребята, наша жертва жила в доме престарелых. Может быть, трость?
— Что я говорила?
— Нам нельзя находиться в одном помещении без присмотра.
— Почему?
— Потому что у нас хватило ума выстрелить из пушки.
— И?
— Ты же здесь. Получается, что мы под присмотром?.. Пока.
— Как ты себя чувствуешь?
— Как будто меня отравила отрезанная голова, полная гипсовой пыли.
— Как ты себя чувствуешь?
— Как будто меня отравила отрезанная голова, полная гипсовой пыли.
— Значит ради удовольствия ты читаешь...
— Женское чтиво. Ну где женщина находит в себе силы бросить мужа-деспота и обретает счастье с художником, способным плакать и трахаться как зверь.
— Эмм... Порнуху?
— Порнуху, да.
— Эй, попридержи коней. Сначала нужно добыть улики, а потом уже страдать паранойей.
— Сойдёт. Главное, чтоб можно было паранойей пострадать.