Анжелика Машковская

— Как люди легко и самозабвенно развешивают ярлыки…

— Что ты имеешь в виду?

— Вспомни вчерашний день: меня нарекали твоей девушкой, потом дочкой. А я даже стесняюсь назвать тебя своим другом.

— Ты… стесняешься меня? — как можно небрежнее уточнил я, хотя фраза русской хлёстко стеганула меня.

— Нет, — послышался тихий шелест, наверное, она помотала головой, и именно волосы издали этот звук. — Дело в другом. Мы с тобой общаться-то начали по недоразумению, столько всего случилось, так что вдруг, если я стану без твоего разрешения называть тебя своим другом, это тебе вовсе не понравится? Нельзя односторонне приписывать с кем-то взаимоотношения, не зная, как к этому относится сам субъект. Я могу заявить, что прихожусь тебе женой, но мне рассмеются в лицо, потому что нет документа, подтверждающий это, а значит, у меня и нет никаких прав.

— Неопределённость… а знаешь, ты права.

Ты можешь прилагать колоссальные усилия, грызть, пилить и ломать, но иногда проблемы, как сталь Гадфильда, самоупрочняются. Ее твердость становится равной твердости приложенных усилий. Это битва с Ничем, а значит победить невозможно.

— Ваши коллеги из отдела убийств подарили мне столько… — я сделала вдох, подбирая подходящее слово, но не смогла его отыскать. — В общем, если по-простому: я ненавижу полицию и всё, что с ней связано. Видите, как высокий показатель стресса просто объясняется. Хотя справедливости ради стоит заметить, что парочка детективов не вызывает у меня отторжения… странно, да? Это как любимая жена в комплекте с ненавистной тёщей.

— Вот скажи, убивать людей — это плохо?

— Определённо.

— Вот представь, что ты возвращающийся с работы коп, идёшь по улице и тут видишь, как кого-то зверски избивают арматурой, — голос Джеффри звучал по профессиональному ровно. — Ты требуешь отойти от пострадавшего, но агрессор не обращает на тебя внимания и продолжает свою экзекуцию. Намерения напавшего очевидны: он хочет убить. Ты, как хороший человек и бравый полицейский, применяешь табельное оружие — всё согласно уставу — и убиваешь озверевшую личность.

— Мило…

— Это автоматически сделает тебя плохим человеком?

— Это ведь была защита гражданского лица. В мои профессиональные качества входит…

— Не увиливай.

— Считаю, что нет. Не сделает. Потому что таких жёстких мер требовала ситуация.

— Я тебе сейчас задам несколько вопросов, подумай над ними как следует, чтобы потом, когда придёт время, ты могла достойно ответить как минимум себе: как человек решает, когда можно применять насилие? И что нас вообще делает хорошими? Если вспомнить мой пример и отбросить условности, та версия тебя в роли полицейского убила субъекта, но, несмотря на это, ты не назвала её плохим человеком. Так что на самом деле делает нас плохими и хорошими? Что если вообще нет таких разделений?

Наверное, когда мы поражены печалью или горем, мы все становимся младше, какой бы возраст при этом не значился в паспорте.

Правдиво и красиво врать — вот краеугольный камень всех писателей.

Порой героем становишься по случайности. Все хвалят твою стойкость, мужественность, но они даже не догадываются, что из-за охватившего тебя ужаса, ты не смог сбежать…

Психологи советуют разговаривать с тем, кто на тебя напал, чтобы напомнить ему, что ты человек, а не просто объект насилия. Но едва ли подобное распространяется на наёмного убийцу — для него нет людей, одни лишь только живые мишени, которых, если захочет, расстреляет как в тире. И чувств у него по этому поводу будет не больше, чем по растерзанным бумажкам.

Даже делая вид, словно ничего не знаешь — это не гарантия твоей безопасности. Это как выпрыгнуть из летящего самолёта без парашюта и верить, что приземление пройдёт благополучно.

— Делись давай. У вас с Саммерсом всё серьёзно?

— Не знаю... — рассеянно ответила девушка, смотря на входную дверь.

— О-о-о... да, про рассказы про убийц у тебя язык лучше подвешен, чем про любовь. — На моем лице появилась широкая улыбка, когда до меня дошло, что же изменилось в Анжелике с момента моего пребывания в чужой квартире: ее щеки порозовели, а губы стали свежими и алыми то ли от алкоголя, то ли от затронутой мной темы.

— Я сказала как есть — не знаю. Любовь для меня самая настоящая Terra incognita. И понятие не имею, что такое любовь. Как понимаешь, что любишь? Как определяешь, что человек перед тобой именно тот единственный и неповторимый, раз и навсегда? У меня мерки совершенно примитивные: страшно-нестрашно, приятно-неприятно. Всё. Не знаю, что надо ощутить... не знаю. Не понимаю.

— И не поймешь. Разве только со временем сопоставишь некоторые факты. К примеру, что выбранный тобой человек — сам того не подозревая — беря тебя за руку, направляет из тьмы к свету.