Записки из подполья

Дальше сорока лет жить неприлично, пошло, безнравственно! Кто живет дольше сорока лет, — отвечайте искренно, честно? Я вам скажу, кто живет: дураки и негодяи живут. Я всем старцам это в глаза скажу, всем этим почтенным старцам, всем этим сребровласым и благоухающим старцам! Всему свету в глаза скажу! Я имею право так говорить, потому что сам до шестидесяти лет доживу.

Разумеется, я не пробью такой стены лбом, если и в самом деле сил не будет пробить, но я и не примирюсь с ней потому только, что у меня каменная стена и у меня сил не хватило.

Клянусь вам, господа, что слишком сознавать — это болезнь, настоящая, полная болезнь.

Если бы мне предложили выбирать, всему миру провалиться, или мне чай пить, я бы ответил, что лучше всему миру провалиться, а мне чтобы чай пить.

Если бы мне предложили выбирать, всему миру провалиться, или мне чай пить, я бы ответил, что лучше всему миру провалиться, а мне чтобы чай пить.

... о чем может говорить порядочный человек с наибольшим удовольствием? Ответ: о себе.

Чем больше я сознавал о добре и о всем этом «прекрасном и высоком», тем глубже я и опускался в мою тину и тем способнее был совершенно завязнуть в ней.

Я даже думаю, что самое лучшее определение человека — это существо на двух ногах и неблагодарное.

Страдание — да ведь это единственная причина сознания.

Я крепко убежден, что не только очень много сознания, но даже и всякое сознание — болезнь.