Полдень, XXII век

Стаи идей продолжали бессмысленно носиться в воздухе.

Во всём огромном мире знали Десантников и гордились ими. Быть личным другом Десантника считалось честью. Но тут оказывалось, что никто не знал толком, что такое Десантник. С одной стороны, это что-то неимоверно смелое. С другой — что-то позорно осторожное: они возвращались. Они всегда умирали естественной смертью. Они говорили: «Десантник — это тот, кто точно рассчитает момент, когда можно быть нерасчётливым».

Валяться нужно,  — с глубокой убеждённостью отвечал Горбовский.  — Это философски необходимо. Бессмысленные движения руками и ногами неуклонно увеличивают энтропию Вселенной. Я хотел бы сказать миру: «Люди! Больше лежите! Бойтесь тепловой смерти!»

Мы, старики, редко выглядим хорошо. Нам приходится слишком много таскать на душе́.

Несчастная любовь делает человека активным, а счастливая умиротворяет, духовно кастрирует.

В известном смысле предки всегда богаче потомков. Богаче мечтой.

Нет, она была не просто очень симпатичная. Она была просто очень красивая. Такая красивая, что не могла не быть умной, такая умная, что не могла не быть славной, такая славная, что... Полю захотелось немедленно стать высоким и плечистым, с ясным лбом и спокойными глазами. Зигзагом пронеслась мысль: «Во всяком случае надо быть остроумным».

Я знал одного трутня,  — серьёзно сказал Горбовский.  — Но его очень не любили девушки, и он начисто вымер в результате естественного отбора.

Только не надо мне рассказывать скучными словами о своей счастливой любви.  — Он оживился.  — Счастливая любовь вообще скучна,  — заявил он.  — Это понимали ещё древние. Никакого настоящего мастера идея счастливой любви не привлекала. Несчастная любовь всегда была самоцелью великих произведений, а счастливая в лучшем случае — фоном.